Сьюзен Флетчер - Путешествие белой медведицы

— Вот где главная проблема, — заключил доктор. — Остальные стрелы только пробили шкуру, а эта вошла глубоко. Если её не вытащить, рана загноится.

Он протянул мне моток ниток и длинную иглу.

— Вдень нитку в иголку, пожалуйста, — попросил он. — Мне нужна длина в два твоих локтя. Обрежь её ножом, — доктор кивнул на сундук, — и завяжи на конце узелок, сынок.

Сынок. Это слово задело меня за живое, проникло глубоко в душу. Мой отчим никогда не называл меня сыном, но тогда я убедил себя: это всего лишь слово. Доктор велел мне подняться на палубу, к медведице, и я мог погибнуть, оставшись с ней один на один. Ни один отец не поступил бы так со своим сыном.

Кончик нитки всё время проскакивал мимо ушка иглы. На третий раз, после того как я старательно его наслюнявил, скрутил нитку и вновь попытался попасть в ушко, корабль сильно накренился, и нитка опять нырнула не туда. Но в конце концов я справился, а потом приколол иглу к складке своего плаща и начал возиться с концами нитки, пытаясь завязать узелок.

— Смотри. — Доктор взял иголку из моих рук и скользнул пальцами вдоль по нити к концам. Не глядя, сделал быстрое ловкое движение — и тут же появился узелок. — Видел, как я это сделал?

Я покачал головой.

— Ну что ж, научу в другой раз. Подержи-ка, — попросил он, снова передавая мне иголку, а потом достал нож из своего морского сундука. — Отойди, Артур.

Доктор прикоснулся лезвием к чёрной коже рядом со стрелой и надавил, — медведица вздрогнула, а доктор весь подобрался, как будто в любой момент был готов сорваться с места. Кровь полилась из свежего пореза, и медведица застонала во сне, но глаз не открыла. Выдохнув, доктор немного подвигал стрелу, но она не поддавалась. Он отёр пот со лба, поднёс нож к другой стороне обломка. На этот раз лезвие не сразу смогло прорезать кожу, и доктор, надавив сильнее, вогнал нож глубже. Кровь хлынула из пореза, заливая оголённый участок кожи, и потекла по длинной белой шерсти. Я хотел убежать, но не мог отвести глаз.

— Дай мне тряпку из сундука.

Я так и сделал. Доктор промокнул ею кровь и снова попробовал расшатать стрелу. Кажется, обломок поддался. Доктор аккуратно потянул его, и вскоре показался наконечник стрелы. Сначала один краешек, потом другой и, наконец, остриё. Через мгновение обломок валялся на полу. Потом доктор сомкнул края раны руками.

— Иголку, — скомандовал он.

Когда я замешкался, доктор крикнул:

— Дай иголку, живо!

Он выхватил иглу из моих рук и аккуратно проткнул кожу у края раны, сделал один стежок, за ним другой, но узелок не удержался. Доктор выругался.

— Сделай ещё один узел поверх первого.

Я схватил иголку и попробовал завязать второй узел. Получилось у меня не с первой попытки, однако на этот раз узелок оказался прочным.

— Промокни, пожалуйста, рану.

Я обтёр кожу медведицы тряпкой, а доктор продолжал накладывать швы, однако в следующее мгновение остановился и закрыл глаза, бормоча что-то себе под нос.

— Что вы сказали?

— Я сказал, возьми иголку.

Но он слукавил. Я почти не сомневался, что расслышал, как он произнёс: «Я не вижу».

Доктор не был слепым; я точно знал это. Он мог осматривать раны матросов, ходить по узким переулкам и прекрасно ориентировался на корабле. Но он попросил вдеть нитку в иголку меня. И тут я вспомнил о неудачной операции, которую доктор сделал любимой племяннице короля Хокона. Может быть, он плохо видел вблизи? Наверное. И теперь хочет, чтобы я зашил рану?

— Я не умею шить, — ответил я. — Я же говорил.

Медведица снова застонала и подёргала задними лапами.

— Она просыпается, — прошептал доктор и протянул мне иголку. — У нас нет времени. Бери.

Мне пришлось согласиться. Доктор велел мне обрезать нитку и распустить последний стежок, из-за которого шов стал кривым и стянул кожу медведицы. Он взял иголку из моих рук, сделал новый узелок и вернул её мне, а потом показал, как зашивать рану, чтобы её края плотно сошлись.

Умом я понимал, как это делается, но неловкие пальцы никак не хотели слушаться. Доктор вытирал кровь, чтобы я мог видеть рану, но даже так работа шла невероятно медленно.

Наконец края раны сошлись. Стежки были неровными, но аккуратнее тех, что сделал доктор. Медведица снова вздрогнула и громко фыркнула.

— Поторопись! — воскликнул доктор.

Я сделал последние стежки, вытащил иголку, доктор обрезал нить, и я завязал её. Медведица вздрогнула и поняла, что связана. Она издала низкий рокочущий звук, открыла глаза и снова их закрыла.

— Быстро режь канаты! — скомандовал доктор и протянул мне нож.

Я перерезал верёвку, которая связывала задние лапы медведицы, а доктор — ту, которая связывала передние. Проскользнув между прутьями клетки, я попробовал перерезать верёвку, прикреплённую к шлее медведицы. Доктор сгрёб свои принадлежности в деревянный сундук и бросился к двери, которую захлопнул ровно в тот момент, когда медведица встала на ноги.

Она моргнула, мотнула головой, вытянула шею и принюхалась, как будто пытаясь понять, что с ней произошло. Затем она коснулась лапой своей морды, но не удержала равновесия и упала на живот, удивлённо охнув. Слабо рыкнув, медведица снова поднялась на ноги и сделала несколько неуверенных шагов.

Я не мог заснуть той ночью. Воспоминания о событиях дня роились в голове и беспокоили: треск и грохот, разнёсшийся по палубе, когда другой корабль врезался в нас; взлетевшее и мигом рухнувшее тело; капитан, надменно расхаживающий по палубе, будто это он одолел пиратов; медведица, мотающая головой от растерянности и боли; кровь, стекающая с её шерсти, когда она неуклюже идёт по палубе к клетке; моряки, которые кивают, улыбаются и зовут меня по имени; доктор, смущённо изучающий кривые стежки на теле зверя; испуг, когда иголка прокалывает плоть; слово «с ынок» .

Опасное слово. Слово, которое я всегда хотел услышать. Люди относятся к нему очень легкомысленно. Произнося его, они имеют в виду просто «мальчик» . Но сегодня оно эхом отозвалось в моей памяти, пробудив давнюю тоску. Какое же обманчивое слово!

Я отлежал бок и перевернулся на другой.

Рыжеволосый моряк, Кетил. Надо спросить у доктора, как он себя чувствует. Интересно, его ранил пират или медведица? Выживет ли он?

Я слышал, как моряки продолжали откачивать воду. Хотя они заделали пробоину настолько хорошо, насколько это было возможно в открытом море, меня не покидала тревога. Корабль с трудом рассекал волны, морская пена вздымалась огромными фонтанами и обрушивалась на палубу, хотя ветер был лёгким, а море — спокойным.

И тут я вспомнил о своей котомке. Она была со мной, когда напали пираты. Но где она теперь? Письмо! Оно нужно мне, чтобы найти родню отца. Там важные сведения, имена и места. Оно нужно мне как доказательство того, что я сын своего отца!