Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

— Жонка, принимай гостей! Ставь самовар… щи ставь. Историческое дело!

Был он весь нараспашку, весь от души, весь из острых граней и крутых, необъезженных страстей — быстрый, горячий, импульсивный. Подумалось о том, как больно, должно быть, достается от него людям с вялым, разлинованным мышлением и какое воодушевление испытывают молодые плотники, работающие с ним вместе на строительстве. Потому что именно молодым нужен такой наставник. А ведь образования-то всего четыре класса.

Еще в Пановой Анатолий рассказал мне такой случай. Весной 1949 года на Пинеге образовался гигантский залом древесины. Хозяином при молевом сплаве всегда является река, и тут она решила испытать терпение людей. Вовремя пустить лес в реку — это искусство сплавщика. Если начать окатку бревен раньше срока, то бревна по стремнине примчатся к — запани и будут давить на нее огромным своим весом, помноженным на скорость течения. А если немного промедлить, то лес разнесет по заводям, посадит на песчаные мели — прощай высокосортные балансы, брус, штакетник. Чутье сплавщика — это чутье крестьянина-сеятеля, знающего положенное время.

Но тут случилось так, что в узкой горловине застряло сразу двадцать тысяч кубометров. Река желтого леса, выплескивая воду на берег, растянулась на добрых два километра. И затор все ширился, разбухал: хаотичными рядами бревна залегли до самого дна, громоздились наверх. Опытные сплавщики сбивались с ног, пытаясь выцарапать из завала опорные деревья, чтобы сдвинуть бревенную массу с мертвой точки. Инженеры леспромхоза мобилизовали всю имеющуюся технику, опутали залом металлическими тросами, с натугой ревели трактора — все напрасно… И тут вышел самонадеянный парнишка-сплавщик и сказал: надо взрывать! «А потери? — спросил его начальник Антипин. — Мне под суд идти неохота». «Потери… они, конечно, будут, — согласился парень. — Но я все рассчитал, глядите». — И он показал, в каких местах нужно заложить аммонал и сколько. Взрыв огромной силы потряс реку, и бревенная «конница» понеслась к генеральной запани Печки. Потери, как потом выяснилось, составили около десяти процентов. В боевых условиях за такую операцию полагался бы орден: как-никак стратегическую смекалку проявил человек. Но Ваньке Старцеву вручили кирзовые сапоги, и он был счастлив.

Анатолий все пытался подзудить его, чтобы он сам рассказал эту историю, но Ивану Васильевичу припоминались какие-то смешные казусы, которые с ним тогда приключались, — и как он «напужался», «оплошался», и как растерялся, и какой нагоняй получил от начальства. Долго не утихал его громоподобный рык, заглушаемый раскатами смеха. И при каждом удобном случае он не забывал вставить: «Историческое дело!»

После обеда Иван Васильевич повел меня в новый поселок. И повел в обход, окольной, одному ему известной тропинкой, по которой в детстве он гонял коней на водопой.

— Здесь часовня когда-то стояла староверская, — говорил на ходу Старцев. — Старухи мужиковские в ней когда-то моленья устраивали. Деньги здесь хранили, свечи, хоругви, иконы… А там мы бруснику брали. Ведрами брали, двуручными корзинами. Брали, брали — и не могли набраться. Историческое дело! — Голос его на свежем воздухе потерял свою ударную силу, и все же стайка синиц предусмотрительно перелетела на другую березу.

— А вон там коттеджик стоит зеленый — видите? Моя, между прочим, работа. Первый дом нового Мужиково. — Так же как и я, он еще не освоил нового названия — Белореченск, хотя и считался его первожителем и первостроителем.

— Ас чего все началось? — спросил я у Старцева.

— В семьдесят четвертом году я работал техником-лесоводом и жил в Паловой. А как батька умер, меня сюда призвали. До этого здесь не одна экспедиция проработала — и из Гипролестранса, и из Архлесстроя, и бетонка с Северной Двины была почти построена.

В мае баржи пришли по большой воде, выгрузили мы трактора, горючее, стройматериалы. И Мовсесян Рафаил Багдасарович собственной персоной пожаловал, управляющий Архлесстроя. «Давай, — говорит, — Старцев, забивай колышки, размечай поселок. Оформим тебя мастером Пинежского стройучастка». Историческое дело! Я — что, я — не против! «Только, — говорю, — сначала дорогу на Палову прорубить надобно, четырнадцать километров с половиной, ежели по прямой. Без этой дороги нам никак нельзя. Хватит жить раками-отшельниками, как доселе здесь жили. Где кончается дорога, там и жизнь кончается…» А Мовсесян сердитый, голос у него громкий — весь в меня: «Дороговато выйдет, товарищ Старцев, не потянем, пожалуй». А я ему: «Надо потянуть, Рафаил Багдасарович. Дорого стоит дорога, а бездорожье обойдется вам в тысячу раз дороже. Сельсовет где? — спрашиваю. — В Паловой! Школа-восьмилетка где? Тоже в Паловой! Так что эти четырнадцать километров вам сама жизнь планирует». Убедил начальника!

Вскоре получили мы бульдозер, и я дал направление дороге. А потом и дома стали строить, пилораму. Первые девять домов — под моим началом! И хоть проекты были утвержденные: что, как и на каком месте, я все по-своему учинил. Изыскатели тут с грунтами маленько напортачили, и проектировщики на них положились. А я гляжу — почвы-то для фундаментов не больно крепкие, сыпуны какие-то хлипкие: не устоит тут дом, поплывет. И вот нашел другое место, где печина была — крепкая такая порода, — и там дома решил ставить. И себе дом тоже поставил. Рядом с батькиной избой, где на свет появился, и живу теперь там в подчинении матриархата, — заключил он с привычной ухмылкой. — Историческое дело!

Мы подошли к пилораме, и на нас обрушился разнобойный гул механизмов. Ивана Васильевича обступили молодые парни, уважительно хлопали его по плечу. («Когда на работу, Васильич?» — «Ну вы даете, ребята! Я ведь только неделю как в отпуске».) Несколько человек прошлись взглядом по моему лицу и одежде и взглядом же спросили у Старцева: кто, мол, такой, откуда? И мой сопровождающий каждый раз по-разному — в зависимости от обстоятельств и игривого настроения — представлял меня то фельетонистом, то фининспектором, то следователем по особо важным делам. Такой уж человек Иван Васильевич: не мог жить без куража. И всюду его наметанный глаз находил досадные перекосы, помарки, недоделки. «Расплодили, понимаешь, узких специалистов, не продыхнешь! — бурчал он себе под нос и тут же кидался исправлять допущенную небрежность. — Сплошь да рядом механики, электрики, операторы, а поставить телегу на колеса некому. Пилу развести — ищи ветра в поле!»

За свои пятьдесят с небольшим лет Старцев освоил пять специальностей, начинающихся со слова «лес»: лесоруб, лесовод, лесник, лесоустроитель, лесосплавщик. О том, что он является первоклассным плотником, можно не говорить — поселок тому свидетель. При необходимости Иван Васильевич может заменить шофера, тракториста, столяра, электромонтера, конюха, печника, дояра. Кроме всего прочего природа одарила его такими патриархальными навыками, как умение пахать конным плугом, вить веревки, гнуть лошадиные дуги, чинить сбрую, шить валенки, перегонять смолу, вязать рыбацкие сети и делать лодки-осиновки. Много ли еще осталось таких искусников?