Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

Работая, «как мера и красота скажут», народные зодчие создали дом-уникум, дом-личность. Все в нем было по-богатырски прочно и по-хозяйски разумно, целесообразно.

— Я вот, к примеру, какой-никакой, а маленько плотник, — нарушил молчание хозяин. Его взгляд скользил по седым, выбеленным ветрами бревнам, по их рубленым, без малейшей зазубрины, торцам. — Многим помогал дома ставить, с разными мастерами якшался, выучку у них проходил. И прямо я вам скажу, без утайки: мне такую домину ни за что не сладить. И товарищам моим тоже, хотя иной может с три короба набрехать. Не обучены мы хоромному строению. Рубим вместо домов кишки какие-то — и ладно. Ни виду, ни тепла!.. Не-е-т! — решительно заявил он. — Выпало у нас ремесло из рук. Видать, уж никогда и не подымем.

— Ну, это вы зря! — возразил я, вспомнив, как в селе Сура любовался строительством новой избы, как золотились на солнце десять срубленных венцов из толстенных, остро пахнущих смолой бревен, которые держались на высоком бетонном фундаменте. Тут же, на участке, были разбиты грядки с луком и редиской, стояли полиэтиленовые теплицы с помидорами. Отдельно на земле лежали готовые наличники — целая гора наличников с резными узорами. На фоне темных, испытанных жарой и стужей сельских построек новый сруб смотрелся как нарядный щеголь. И работало на нем четверо мастеров.

Паромов выслушал меня с иронической улыбкой.

— Так то избу рубили, а не дом! Понимать надо! — воскликнул он. — Настоящий дом — этот, к примеру, — он из двух самостоятельных изб состоит, и каждую отдельно ладили. А соединяет их передызье — сени, по-вашему. Обе избы на подклети подняты, и под ними подполы и погреба оборудованы. А не хочешь подполы и кладовки иметь — можно на их месте жилые комнаты соорудить и окошки прорезать. У меня ведь тоже нижняя комната есть, да нынче я ее старыми вещами занял. Для жилья места и так хватает. — Он снова воодушевился, вошел в прежнюю роль. — А парадные окошки на одиннадцатом венце рубили, и на третьем этаже светелку делали с выходом на балкон. А балкон-то весь прорезной был, над ним еще, под самой кровлей, райский сад рисовали. Живопись, может, и не ахти какая, а весело. Цветы там всякие, виноградные гроздья, утки. А по бокам львы чудные стоят, вроде как сад сторожат. — Аким рассмеялся. — Для кого, может, и львы, а по мне дак больше на котов смахивают. Есть, знаете ли, такие коты, которые мышей не ловят, а все норовят на старой печи отлеживаться…

Раньше-то как работали? — продолжал он. — Все брусья, все доски и лемехи — да что там лемехи! — все узорочье одним топором наводили. Как будто пилочкой пропиливали или лобзиком каким. На Пинеге у нас сказывали: «Не можешь сделать топорища — не можешь и жениться». Топор всему делу голова!..

У русской избы полторы тысячи лет истории. Этот тип жилья прошел много стадий развития, совершенствовался десятками крестьянских поколений и к началу нашего века достиг совершенства. Что здесь лукавить: несмотря на обилие серийных проектов, в северной деревне ничего лучше избы пока не придумано. Высятся по берегам Пинеги эти деревянные мавзолеи с гордыми коньками и еще долго будут вызывать чувства преудивления и гордости. Такими мне запомнились дома Ф. М. Ширяева в Городецке, М. Я. Дунаевой и М. Е. Южаковой в Явзоре, И. А. Белоусова в Верколе и многие другие пинежские постройки, которые могут служить своего рода учебным пособием для начинающих архитекторов. От этих хором веет несокрушимой мощью, дивной теремковой красотой. Задираешь голову, чтобы охватить дом в целом, в совокупности всех его деталей, но взгляд выхватывает то кружево резьбы под крышей, то задиристый крюк-«курицу», что держит деревянный водосток, то замоховевшее кровельное покрытие, а то растительный орнамент из сказочных полудеревьев-полуцветов, в который «вмазана» птица счастья Сирин. Но самое удивительное конечно же — конек-охлупень, венец, так сказать, плотницкого творения, что застыл на стыке стропил и скатов. Иногда у него очень правдиво вырезаны голова, шея, уши, но чаще всего изображение довольно приблизительное и схематичное: стоишь, закинув голову, и недоумеваешь — то ли гусь это, то ли тетерев, то ли какая-то анатомическая диковинка…

Какое удовольствие было бродить по широченной паромовской повети! Сквозь прохудившуюся крышу бил тонкий и длинный лучик солнца — совсем как бельевая веревка! — а вокруг было разбросано столько всяких непонятных вещей, что голова шла кругом. Вещи, они ведь, как губки, обладают свойством впитывать в себя время, и, если человек проявит к ним интерес, могут приоткрыть свою тайну: для чего они, кому и как долго служили…

Вот узкий, похожий на заостренный с двух сторон карандаш, челнок, важная деталь ткацкого станка. Аким сказал, что этими станками пинежане уже не пользуются, а челноки кое-кто приспособил себе под пепельницы… Вот разнокалиберные туеса, от стакана, до двухведерной кадушки, — посуда прочная, стерильная, непромокаемая, ничего в ней не гниет, не киснет и не преет. Не случайно крестьянин, уходя в поле, брал с собой эти емкости из бересты: в любую погоду питье в них всегда оставалось холодным… Вот блеснула ржавчиной медная братина с загнутой ручкой: в старинные народные праздники из нее поочередно распивали домашнее ячменное пиво, усаживаясь по кругу. Напиток ядреный, терпкий, приятный, но совсем безалкогольный…

«Не потеряет ли многовековая избяная Русь с индустриализацией строительства своих национальных черт, своего неповторимого сложившегося облика? — этот вопрос все чаще задают себе и социологи, и архитекторы, и искусствоведы. — Может быть, эти дома стали анахронизмом и компрометируют наш космический век?..» Конечно же нет. Не умерла еще изба! И по всей видимости, не скоро еще умрет, хотя споры о том, каким быть сельскому дому, не утихают по сей день.

В свое время долго спорили, какие жилища нужно создавать в Нечерноземье — брусчатые, щитовые, железобетонные или же из панельных конструкций на основе древесины. Проекты предусматривали и водопровод, и канализацию, и теплофикацию, различались по количеству комнат в квартире и количеству квартир в доме. По правде говоря, эти споры не дошли до жителей Пинеги. Стратегию сельского зодчества они решали собственными руками и собственными средствами — правда, без канализации и теплофикации. И получилось в общем недурно: дерево — отличный строительный материал. Чтобы по-настоящему оценить такое жилье, нужно побывать в нем в 40-градусный мороз или же в сезон осенних дождей: сруб прочно держит тепло, лишен духоты, сырости и сквозняков. И, несмотря на малые размеры, кажется широким и светлым. Об этом умении расставлять домашние вещи так, чтобы не скрадывать пространства, а, наоборот, высвобождать его, писал когда-то знаменитый американский архитектор Райт. Но архангельский мужик понял это задолго до Райта. Ведь ему нужно было работать в доме, много двигаться, входить и выходить на улицу, и все вещи и инструменты должны были быть под рукой.