Джозеф Киплинг - Отважные капитаны [Адаптация: Мальвина Г. Фогель]

— В следующее воскресенье будем уже в Глостере. Кстати, ты, наверное, не знаешь, где он. Недалеко от Бостона, в Массачусетском заливе, понял?

— Да знаю я, — отмахнулся Харви. — Подумаешь, удивил своим Глостером…

Но Дэн не унимался:

— Спорим, ты не заснешь там в первую ночь без морского шума, в полной тишине? Нужно будет нанять кого-нибудь за твои деньги, чтобы плескал тебе воду в окно.

Харви невольно улыбнулся:

— Это верно. Только где будет то окно? Где я буду жить, пока родители за мной не приедут?

— Как где? У нас поживешь… А знаешь, что всего лучше, когда на берег выходишь?

— Горячая ванна, наверное?

— Это тоже, но для меня — длинная ночная рубашка. Мама мне новую, наверное, сшила. Мягкую, теплую… — Он потянул носом воздух. — Чуешь?.. Нет? Липой запахло. Значит, мы почти уже дома!..

В гавань Глостера они вошли, когда бушевала гроза. Вспышки молний освещали невысокие холмы вокруг гавани, низенькие дома, лодочные сараи. Была середина ночи, и капитан Троуп, ведя шхуну к пристани, обходя пришвартованные буксиры и шхуны, отдавал команды вполголоса.

Почти в полной тишине они пристали к причалу, обогнув катер смотрителя маяка, с которого несся звучный храп сторожа. И тут Харви с удивлением понял, что они почти на берегу, на суше. И почувствовал, как и Дэн, запахи земли, листвы и что здесь в темноте — спящие люди… много людей. Таких же, как его мать, отец… Он опустился на доски палубы и заплакал.

Перед рассветом высокая улыбающаяся женщина ступила с причала на борт шхуны «Мы у цели». Это была мать Дэна: еще в свете молний она увидела, как судно входило в порт, и поспешила увидеться с мужем и сыном. На Харви она сначала не обратила внимания, и только когда капитан и Дэн рассказали ей историю его появления на шхуне, принялась опекать его как родного и сразу пригласила пожить у них в доме.

Однако до той поры, пока Харви не отправил рано утром телеграмму своим родителям, ему казалось, что он самый одинокий и брошенный мальчик во всей Америке. Не один раз ему на глаза снова наворачивались слезы, которые он пытался скрыть, но ни капитан Троуп, ни Дэн не стыдили его за это.

Вскоре он получил ответную телеграмму от родителей, полный текст которой показал только Дэну, и они, подумав немножко, решили сохранить этот текст в тайне и ничего никому не говорить, пока не произойдет что-то… Что должно было со дня на день произойти и всех удивить.

Вид у обоих мальчиков в эти дни был такой подозрительный и вели они себя так странно — то хихикали без причины и толкали друг друга в бок, то прикладывали пальцы к губам и начинали вращать глазами, — что капитан Троуп не выдержал наконец и сказал, что, если они не перестанут кривляться, он будет вынужден врезать кому-нибудь линьком…

Заняв безопасную позицию у дверей, Дэн как-то сказал отцу:

— Ты как любой взрослый можешь, конечно, иметь свое мнение, но знай, что оно имеется и у тех, кто моложе тебя. И не всегда оно такое уж правильное, твое мнение. Да-да… Тоже можешь ошибаться.

Отец только руками развел и покачал головой:

— Что он такое мелет, этот парень? Ему, видать, вредно находиться на твердой земле. В море был намного умнее. Да и Харви опять стал похож на того, слегка помешанного, которого мы из воды выловили… Что вы все перешептываетесь да посмеиваетесь? Клад, что ли, нашли?

— Может, и клад, — сказал Дэн. — Скоро узнаете.

— Ладно, хватит из себя тайных агентов разыгрывать! — прикрикнул отец. — Идите гуляйте!

И они пошли. Вернее, поехали на трамвае в Восточный Глостер, где через заросли восковницы пробрались к маяку и там, разлегшись на рыжеватом песке возле такого же цвета валунов, вволю наговорились и посмеялись, предвкушая момент, когда случится нечто, что произведет эффект разорвавшейся бомбы. Или вроде того.

После страшного сообщения о том, что его сын упал за борт океанского парохода и утонул, мистер Чейн бросил все дела у себя на западном побережье Тихого океана, в городе Сан-Диего, и помчался на восток страны, чтобы встретить жену. С парохода на пристань сошла женщина, которую он с трудом узнал. Это была не прежняя Констанция Чейн — красивая, великолепно одетая. Та женщина исчезла, а эта, новая миссис Чейн, была полубезумная, изнуренная, беспомощная. У Чейна не оставалось времени горевать о гибели сына — чтобы не потерять и жену, он должен был немедленно действовать. И он начал действовать.

Деньги из его карманов потекли рекой. К миссис Чейн был приглашен — за немыслимую цену — один из самых лучших врачей Америки. Его уговорили оставить всех прочих пациентов и заняться только ею. С собою врач привел целую армию искуснейших медицинских сестер, а также другой обслуги — опекать больную, кормить, отвлекать разговорами, будить ее, если нужно, чтобы избавить от ночных кошмаров. И усилия доктора и его помощников возымели действие: безумие отступило, хотя по-прежнему миссис Чейн оставалась беспомощной и убитой горем. Единственно, чего она желала, — чтобы возле нее постоянно находился кто-то, с кем она могла бы говорить о своем сыне. И еще она настойчиво хотела удостовериться, что тем, кто тонет, не бывает больно — они не мучаются, не страдают. После этих разговоров врач немедленно дал распоряжение своим сотрудникам следить за тем, чтобы миссис Чейн не попробовала, не дай бог, проверить на себе эти утверждения — в ванной, на берегу моря.

Главный доктор, его помощники и миссис Чейн занимали одну половину огромного дома Чейнов в Сан-Диего. В другой располагался кабинет хозяина и служебные помещения со своим телеграфом, с множеством помощников и секретарей. Доверив жену заботам опытных медиков, мистер Чейн мог теперь с головой снова погрузиться в дела, которых всегда много, а сейчас, после некоторого перерыва, особенно. Нужно было продолжать войну со своими яростными конкурентами — двумя, тоже западными, железными дорогами; необходимо было пресечь забастовки среди рабочих на лесопилках. Это — главное, а сколько еще других, тоже важных, дел. Но сердце ни к чему не лежало: зачем мне все это, думал он, для кого?