Константин Стогний - Пангапу, или Статуэтка богини Кали

– Мы вас не понимаем. Говорите на языке асаро.

Виктор посмотрел на Явара.

– Я не знаю языка асаро, маста Вик.

Но тут в разговор включилась Пиакор и заговорила с вождем на языке, не знакомом ни Виктору, ни Явару. Мужчины переглянулись, и Явар смущенно отвел глаза в сторону. Он все меньше и меньше был похож на проводника, знающего побережье. Пиакор тем временем весело болтала с вождем племени. Тот кивал головой, и глаза его прояснились.

Старик и люди стали показывать Виктору знаками: «Проходи!» и что-то трещать наперебой. Пиакор быстро, как только могла, переводила.

– Их вождь – Дапари. Он говорит, что мы – хорошие люди. И они готовы нас приютить, хоть на всю жизнь. Приглашают выбрать хижины, где мы будем ночевать. Хижин немного, но в каждую готовы взять по одному человеку.

– Хм, – Виктор был удивлен не меньше, чем когда увидел само племя, – какое странное гостеприимство. Почему по одному? В каждую семью по одному человеку для ужина?

– Не болтай глупостей! – рассердилась Пиакор. – Причина многих жизненных ошибок в том, что мы чувствуем там, где нужно думать, и думаем там, где нужно чувствовать.

– А почему они так улыбаются, когда смотрят на тебя? Узнали? По телевизору видели?

Понятно, что ни о каком телевизоре в джунглях не могло быть и речи. Оказывается, свет, который Виктор поначалу принял за горящие окошки, исходил от костров у каждого из жилищ поселка. В хижинах папуасов не было даже дверей, только занавески из свиной кожи…

– Они почему-то считают меня принцессой.

– Тебя? – Виктор засмеялся. – Ну, а впрочем, почему бы и нет? Куда вас отнести, Ваше Высочество? Кто не курит и не пьет – по домам всех развезет.

Итак, наши путешественники добрались до ночлега, и весьма вовремя – буквально сразу после их расселения по хижинам наступила ночь. Впервые за несколько дней не было ни совещаний у костра, ни ужина. После пережитых приключений их интересовал только сон. Виктор разместил Пиакор в хижине по соседству. Надо сказать, земляной пол хижины, пусть даже устланный пальмовой листвой, – не очень хорошая постель в джунглях с их сыростью и насекомыми. Спальный мешок Пиакор унесли потоки горной реки, и Виктор не раздумывая отдал ей свой.

– А как же ты?

Виктор сделал вид, что не услышал вопроса. Сильный человек – это не тот, у которого все хорошо. Это тот, у которого все хорошо несмотря ни на что. Он внимательно рассматривал ногу Пиакор. Ее лодыжка стала еще больше.

– Вот чем тебя теперь лечить? У меня кроме бинта…

– …А больше и не надо, – перебила Пиакор, – доставай свой бинт. Я справлюсь.

Папуаска вынула из кармана листья какого-то кустарника, которые сорвала по пути, когда Лавров нес ее на руках, набила ими полный рот и стала жевать. Виктор с любопытством наблюдал на Пиакор, не удержавшись от комментария:

– Салатик?

– Угу, – кивнула головой жующая Пиакор, – салатик. Хочешь? Попробуй.

Пиакор протянула Лаврову тонкий продолговатый лист. Виктор ухмыльнулся.

– Я, конечно, не травоядный, но…

Виктор принялся жевать неизвестное растение. Он сразу почувствовал холод во рту. А через минуту его щека онемела, как будто ему сделали укол для удаления зуба.

– Оу-у! – журналист взялся за щеку, и Пиакор засмеялась.

– Хорошо зубы обезболивать, когда стоматолога нет, – заметил Виктор.

Действительно, это была настоящая анестезия. Слюна сразу же стала сладко-горькой, как от лидокаиновой блокады, и хотелось сплюнуть.

Девушка выплюнула зеленую кашицу на кусок бинта и приложила к гематоме на ноге.

– А как это называется? – Виктор все еще не мог прийти в себя от такой жвачки.

– Не знаю. Знаю, что помогает. Бинтуй.

Виктор быстро, но аккуратно наложил повязку…

«Мне казалось, что я знаю о джунглях все, – думал Виктор, возвращаясь в свою хижину. – Правду говорят: век живи – век учись, дураком помрешь». Зайдя в строение из веток и глины, Виктор чуть было не наступил на «клубок» папуасов. Они мирно спали, прижавшись друг к другу, – так теплее. Маленькие, взрослые – все вместе. Наверное, и наши предки когда-то лежали в обнимку где-нибудь в лесах Чернигова или на берегу Ворсклы.

Виктор, совершенно без сил, лег на перину из пальмовых листьев. Ему, путешественнику с богатейшим опытом, было не привыкать. «Клубок» из папуасов ворочался и сопел. В кромешной темноте пахло землей и травой, Лаврова одолевали мысли. Он еще раз прокрутил события последнего дня: джунгли, бурную горную речку и Пиакор, уплывающую вниз по течению. «…Но каков Явар! Сколько силы и упорства… А с виду и не скажешь – доходяга…» С этими мыслями Виктор и уснул.

Пиакор лежала в полусонном состоянии, ее все еще мутило после пережитых приключений и очень хотелось пить. Она попыталась подняться, но резкая боль в лодыжке напомнила о полученной травме, и из груди девушки вырвался сдавленный стон. Она без сил упала спиной на лиственную постель. Семья из дюжины асаро звучно посапывала, лежа в стороне клубочком. Вдруг шторка из свиной кожи открылась и на пороге появился проводник с половинкой тыквы в руке.

– Ты чего, Явар? – громким шепотом спросила Пиакор.

– Я… вот… подумал. Может быть, ты хочешь пить? – стеснительно, будто подросток, промямлил парень.

– Да! Да! Давай сюда! – Пиакор быстро выхватила из рук Явара половинку тыквы, служившей кастрюлей для асаро, полную чистой свежей воды, и принялась жадно пить. Явар с улыбкой смотрел на девушку, которая еще совсем недавно была для него просто недостижима.

– Спасибо, Яварчик! Ты – настоящий друг.

Явар сидел рядом молча, потупив взор куда-то вниз, на свои походные ботинки.

– …Зато проводник плохой.

Папуасы в клубочке неподалеку спали, то и дело посапывая и постанывая. Пауза затянулась. Пиакор очень хотелось спать, но она не могла так просто прогнать парня, который ей принес воду, а он все не уходил. А Явар не мог заснуть, оттого что у него не было четкого понимания, как должен пройти завтрашний день. Нужно было продолжать разговор. Она легла и стала водить глазами из стороны в сторону, будто подбирая слова. Хижина со спящими туземцами не очень подходящее место для ночных бесед, но все же…

– Ты где так плавать научился? – наконец нашла тему для разговора девушка.

– Вырос в Хуанабаде. Я – сын рыбака.

– Передай своему отцу, что у него смелый сын…

– Отец и мать не вернулись с лова, когда я был еще ребенком. Океан принес кусок паруса от их лодки. Я его храню до сих пор. Это единственное, что от них осталось…

Рассказывая о себе, Явар становился все смелее и смелее.

Свет от догорающего костра у хижины тускло освещал помещение через откинутую свиную занавеску. Пиакор внимательно смотрела на Явара и не понимала, что с ней происходит. Еще вчера утром он казался ей смешным и непутевым. Сейчас она взглянула на него совсем другими глазами. Худой, но жилистый житель побережья далеко не такой комичный и неуклюжий, как показалось в первые дни. Четко очерченный не папуасский профиль Явара завораживал. Европеец не европеец, папуас не папуас. Пиакор никогда не видела индусов, а Явар, хоть и в третьем колене, был индусом.