Михаил Кожухов - Клуб путешествий. Записки командора и других путешественников (сборник)

Ранним утром мы собираем чемоданы. С улицы доносится знаменитый тенор. Точно – это Пласидо Доминго. Перепутать невозможно. Будто бы недавний концерт продолжается. Я вышел на балкон. Передо мной простирался Персидский залив. Ария становилась то громче, то тише.

Синьор Доминго распевался в своем номере этажом выше, видимо дефилируя по комнате, то приближаясь к своему балкону, то удаляясь от него.

Я порадовался уникальности события – ведь слушать живое пение Пласидо Доминго по утрам – это прерогатива лишь немногих землян: его жены и домашних. Ну, может быть, еще и любовницы.

Совершенно не уставшие и очень довольные мы покидаем этот город, который никогда в жизни не видел дождя. В пустыне ведь дожди крайне редки. Ну, может быть, покрапает раз в столетие, к удивлению молодых бедуинов. А Дохе, такой, какой теперь ее знает мир, чуть больше сорока лет. Ровно столько, сколько здесь добывают газ.

Я оказался здесь случайно. Транзитом. По дороге в Юго-Восточную Азию. Просто воспользовался случаем и остался на пару дней. Показать себе и сыну пустыню. И немного передохнуть перед десятичасовым полетом.

Есть города и страны со своим внутренним состоянием. И это состояние наполняет любого пришельца и уж тем более местного жителя. Есть беспокойная и хамоватая Москва. Есть настороженный и гордый Стамбул, безалаберная и расслабленная Барселона, точный и вальяжный Лондон. Из Дохи я увозил в себе дрёму и ответственность. Не знаю почему я одновременно испытывал именно эти два противоречивых ощущения. Но это были именно дрёма. И именно ответственность.

Такое ощущение, что Бирма ставит перед собой задачу сильно удивить случайного гостя. А разве можно не присвистнуть удивленно, когда сталкиваешься с тем, что в этой стране:

• у машин рули справа, но движение – правостороннее. Будто бы ты оказался во Владивостоке;

• разница во времени с соседями – тридцать минут. Мои часы удивленно переспросили меня, когда я переводил стрелки на полчаса: «Да в своем ли ты уме, хозяин?»;

• восемь дней в неделе, потому что в календаре присутствуют две среды, утренняя и вечерняя;

• у граждан страны нет имен и фамилий. И тем более отчеств. То есть они есть, но означают исключительно дату и время рождения;

• женщины ходят с причудливыми зонтиками от солнца, а щеки раскрашивают древесной мазью «танака», для пользы и красоты;

• все мужчины носят юбки. Не декоративно, по-торжествам, как шотландцы. А все и каждый день;

• каждый мужчина должен побыть монахом;

• и, в знак благодарности, все (за исключением безруких) местные жители показывают неприличный жест, прикладывая ладонь левой руки к с сгибу в локте на правой, как это делал летчик Чкалов, поправляя длинную зимнюю перчатку. (см. фото 76–77)

Фото 76. Каждый мужчина должен побыть монахом

Фото 77. Каждый мужчина должен побыть монахом

Столичному Янгону еще далеко до азиатских коллосов, вроде Гонконга, Сингапура и даже Бангкока. И это очень хорошо, что далеко. Потому что есть в этой стране какая-то нежность… девственность что ли… причудливая нетронутость… и ты с грустью созерцаешь: это скоро пройдет, Бирма повзрослеет, станет поциничнее, пожестче. Ее жители перестанут воспринимать тебя как дивного, редкого гостя и будут относиться к тебе потребительски…

Бирманки не целуются. Нет такой традиции в природе местных девушек. Об этом разочарованно писал Оруэлл семьдесят лет назад. И, сетуя, добавлял, что, конечно, за деньги, или вообще, находясь на содержании белого мужчины, они могут попробовать научиться, но это будет через силу, не то.

Я пытливо смотрю сериал по бирманскому телеканалу. Вот парень и девушка, явно симпатизирующие друг другу, десять минут экранного времени весело болтают, судя по всему о чем-то очень трогательном. Я с нетерпением жду развития сюжета, поскольку в кадре поздний вечер, а престарелая родственница героини пошла спать.

По всем законам драматургии, у парня и девушки сейчас должен состояться короткий финальный диалог, после чего он ее непременно обнимет, или она ему положит голову на плечо… Не тут-то было. Они разговаривают и разговаривают, разговаривают и разговаривают. В какой-то момент из кадра от скуки даже выползла ящерица, до этого безмолвно прикрепившаяся к стене над головой героини.

Я уже было собрался поступить, как это пресмыкающееся и покинуть сюжет, но вдруг боги исследователей и этнографов услышали меня! Зазвучала интимная музыка. В разговоре героев повисла романтическая пауза. Любопытная ящерица вернулась в кадр (несомненная удача режиссера). Лица героев неизбежно сближаются, как сталактит и сталагмит, каменные сосульки, стремящиеся стать единым сталагнатом. Сейчас, сейчас… Сейчас… Вот-вот… Между их губами всего несколько миллиметров. И… Что же вы думаете произошло дальше? Девушка начала тереться носом о щеку нашего героя. Пока она полировала довольно симпатичной носопыркой его гладкую кожу, еще ничего не слышавшую про оспу и бритвенный станок, музыка стала громче, а герой в блаженстве закрыл глаза. И все. Пошли титры. Серия закончилась.

Носом о щеку! Ни даже намека хотя бы на поверхностный, симпатизирующий чмок. Неужели именно так трогательно выглядит проявление нежности в Бирме, за несколько секунд до того, когда люди начинают делать детей, или предохраняться от их появления?

Мне нужно удостовериться. Я отправляюсь в недра нашего корабля. В каюту с мягким лежаком и большим окном на уровне воды. Там работает та женщина, которая, в силу своей профессии, уже прикасалась моему телу.

– Я к тебе не на массаж, Зи. На этот раз, меня интересует нечто другое. Но за те же деньги. Расскажи, что для вас означает слово kiss?

Из-за трудностей перевода опущу наш часовой диалог, больше похожий на допрос в полиции нравов. Скажу лишь, что мои подозрения подтвердились: когда девушка доверчиво трется носиком о щеку парня – это и есть вершина петтинга в этих краях. И одновременно – высочайшая форма доверия. Этот момент близости – и есть молчаливое объяснение в любви. Негласное заявление о совместных планах на будущее. Бессловесная декларация о совместном хозяйстве и воспитании будущих отпрысков. Вот так вот – целомудренно, и блюдя санитарные предосторожности.

Что же касается поцелуев, то дело, как объяснила мне Зи, не в гигиене, а в отсутствии подобной традиции в бирманской культуре. Поцелуи здесь – это не то чтобы неприлично. Это просто дико. Попытаться склонить бирманскую девушку к поцелую – это приблизительно то же, как если бы вам вдруг, во время интимных ласк, предложили бы попрыгать вприсядку, одновременно выкрикивая частушки. (см. фото 78)