Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

Тут приходит из города Ясна и объявляет мне: «Пойдемте, мне кума приказала без вас не возвращаться». Пришлось извиниться перед всей полуголой компанией, что я выбываю из предстоящей братской трапезы. Но они увидели, что моя причина уважительная, аж завистливо присвистнули. Торжественно пошел с Ясной, хоть и с трехдневной щетиной (побриться-то ведь нечем, в отцепленном вагоне электричества нет).

Зачем же я понадобился загребской куме? А вот, оказывается, никогда не знаешь, что из чего получится: на куму произвело неотразимое впечатление, что есть человек, который читает глаголицу! Сама она, конечно, не посягает на такое высокое.

Приходим. Кума – Златица, по прозвищу Дунда («толстуха»), 50 лет, вулканическая балканка (реально, кстати, вовсе не дунда), врач по алкоголизму и наркомании; муж вроде бы где-то в отъезде. С порога: «Dobro došli, вот вам папуши, вот вам ванна, вот вам бритва». От бритвы я все-таки отказался. И вот начинаются Балканы. Стол на четверых, где с трех сторон стулья, с четвертой – что-то вроде трона, порядочно выше стульев. На троне мужчина, то есть я. С трех сторон три женщины – Златица, Ясна и мать Ясны, – которые соревнуются в том, кто быстрее и лучше мне угодит. Разговор украинско-хорватский, но постепенно хозяева скатываются просто на хорватский; иногда мне пригождается и итальянский – они могут и так. После роскошного обеда новая диспозиция: мужчина в огромном кресле с подставкой для ног, хозяйка за роялем услаждает его слух (довольно профессионально); за окном цветущая гора.

И все это – ровно ничего не спросив меня, кто я; об этом ни слова. Как если бы сама мысль о том, что это может иметь какое-то значение при приеме гостя, была позорной. Острое ощущение другого мира, уже не западного. (А ведь Хорватия гордится тем, что она Запад, не чета дикой Сербии и прочим еще более азиатским Балканам. Что же тогда там?!) Когда хочу посидеть помолчать, никто меня не трогает. И как ни странно, я чувствую себя в этой нереальности легко, как будто все это литературное, Синдбад-мореходское – так и надо. Афанасий Никитин, да и только. Или Марко Поло из «Le città invisibili» di Italo Calvino, которую мне подарил на дорогу Ремо Факкани. Удивительные вещи бывают с человеком, пока он жив.

Обращение: gospòdine Andrej или просто gospòdine. Перед рюмкой возглашают: Z Bogom, pameti! Спрашиваю, как это понять. Говорят: примерно «Пей и все забудь!». Стал допытываться, зачем тут слово pameti, откуда берется смысл «забудь». Никто внятно объяснить не мог. И тут меня самого осенило: да это же вокатив! (а z Bogom – это, как обычно, «прощай»). Златица сперва не поверила, стала быстро вспоминать, чему ее учили в школе про падежи. А когда поверила, случился целый балканский взрыв восторга: «Этот человек учит меня моему хорватскому языку!» И тут же подносит мне в честь этого почетный подарок – бутылку какого-то особо ценного хорватского виньяка.

Воскресенье. Православная пасха. О забастовке как-то уже больше в вагоне не разговаривают. Жизнь начинает принимать некие устойчивые формы. 28°. Сходил на автобусную станцию: на Гамбург, на Роттердам – пожалуйста; но с Будапештом автобусной связи нет. Наш Гриша Гринберг договорился с хорватскими железнодорожниками, сварил на весь вагон супу и чаю в павильончике за путями. Там же в несколько очередей (посуды-то нет!) с наслаждением всё съели.

И тут, когда уже никто не ждет, приходит весть: утром поедем.

Понедельник. Снова Копривница. Но на сей раз уже удается преодолеть недоступную венгерскую границу. Венгерский таможенник проходит быстро и почти ничего не смотрит. Но мне захотелось устроить уже известный мне эксперимент. Говорю ему: Jó napot kívánok! (добрый день). Результат мгновенный – в точности предсказанный теорией: «А ну, откройте чемодан!»

Как изумительно несется поезд по венгерской равнине! Как будто машинист соскучился от забастовки. Как совершенно по-набоковски кричит локомотив! – без нужды, для собственного удовольствия, как конь.

В Будапеште получился целый час для беседы с Эрной Пал.

Вторник. В Киеве простился с Ясной и ее матерью.

Среда, 26 апреля. В 3 часа ночи: «Подъем! Граница России!» (это Брянск). Наш вагон отцепляют: выпала тяга тормоза. Гриша Гринберг пошел на переговоры и преуспел: мы все-таки поехали дальше. Потом он честно признался, что он им просто дал.

Итак, всего одна неделя, и я уже добрался до Москвы. Карамзин так быстро бы не доехал.

13 мая 1995, суббота. В 9 утра московский поезд приходит в Хельсинки. Встречает Ханну Томмола. Поездили и погуляли по городу. Пообедали вместе с Марьей Лейнонен. Томмола очень мягок и симпатичен. В 18 часов так называемый паром на Стокгольм: «Silja Serenade». Это чудовище выше хельсинкского собора. Каюта single размером с Анютину комнату, душ, огромное окно. Даже стыдно.

14 мая. Проснулся: за окном шведский берег и валит снег! В Стокгольме Пер Амбросиани отвозит на вокзал. Поля покрыты снежком – как в декабре 1992 года! Упсала.

Вечером Улла уже ведет на концерт: Carmina burana, дирижер – шведская звезда, Cecilia Rydinger Alin, 34 года, потрясающая. Замечательный хор. Зал переполнен. Народное действо, фурор. Потом продолжение в холле на парадной лестнице. Поют старые патриотические песни – разумеется, антирусские. Публика уже не отделена от хора – древнее единство актера и публики. Флюид шведской гордости и величия необыкновенно сильный. Дева, под два метра, в морской форме с желто-голубой лентой через грудь, а за ней рота моряков – поют на марше. Как дева на носу корабля Vasa в Стокгольме! Пронзительное чувство восхищения перед величественностью. Вчуже (за шведов) восторг.

15 мая, понедельник. Снег идет не переставая. В 14 часов лекция о древнерусской акцентологии. По-русски, но это-то, увы, и трудно: часть слушателей понимает с трудом, поэтому много мученических лиц и это давит. Такая плата за удобную возможность говорить на своем языке. В конце лекции вошла Лена: только что приехала.

20 мая, суббота. Улла и Гуннар везут нас «на дачу» – в Даларна, в 110 км от Упсалы. Настоящая глубинная Швеция: лес среди камней, холмы, озеро, мягкие краски, север, мох, тролли. Дом – нечто среднее между избой и виллой. Как и при других домах – шведский флаг. На соседнем хуторе конюшня великолепных скаковых лошадей. Напротив – лечебница для маньяков азартных игр. «К этому ведет та же биохимия, что у альпинистов, – объясняет Гуннар, – биологическая потребность острых ощущений».

25 мая, четверг. Улла везет нас на машине на мыс Врета Удде на озере Мэларен, к югу от Упсалы. Погода прекрасная, яркая. Вода с трех сторон, парусники на фоне лесистого холмистого берега. «Каменный лес», все цветет бурно, торопясь успеть за короткое северное лето. Потом в Старую Упсалу, к курганам и церкви.