Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

Бросаюсь на вокзал Termini – фотографироваться в автомате для получения дальнейших бумаг. Не тут-то было: нет подходящей купюры и никто не желает разменивать. Нашел наконец какого-то полунищего старика, который смилостивился надо мной. Но его бумажки оказались такими жеваными, что автомат их выплевывает. Стал их лощить, с десятой попытки удалось обмануть автомат.

Теперь в российское консульство на via Nomentana. Роскошное палаццо в роскошном саду. На звонки никто не отвечает. С тысячного раза вылезает сонная морда сторожа. Видимо, был во мне в тот момент какой-то запал безумия – убедил пропустить. А дальше уже просто неправдоподобное везение: попал на человека, а не на казенную тумбу! Вице-консул Виктор Борисович, вальяжный дипломат, пожурил за неблюдение документа, но распорядился-таки заполнить на мое имя бланк под названием «Свидетельство для возвращения в Российскую Федерацию».

Теперь снова на вокзал: заявить о краже билета. – «Заявление принимаем, но билет не восстанавливаем. Помочь вам можем только тем, что арестуем того, кто придет сдавать ваш билет».

Время казенных действий на сегодня истекло. Купил бытылку отличного Frascati (Fontana Candida), куренка, артишоков и укрылся в номере.

5 апреля, вторник. К 9 часам утра в австрийское консульство – за транзитной визой. Не тут-то было: «Нужен еще билет на поезд и нота от русских».

Немедленно в российское консульство. О чудо из чудес! мой благодетель на месте, и он делает мне ноту.

Стрелой на вокзал – ведь австрийское консульство в 12 часов закроется! Отстоял очередь за новым билетом на Москву; больше уже никаких разговоров о компенсациях – обычная покупка билета за полную цену.

Немедленно обратно к австрийцам – успел до закрытия. Получаю их транзитную визу (только на двое суток!) на свою филькину грамоту – «Свидетельство для возвращения…».

Потом обратно на вокзал – покупать плацкарту (в первый заезд нельзя было тратить и лишней минуты). Получаю плацкарту – на ней обозначено мое прежнее место! То самое место, которое значится теперь у дорожной полиции как украденное! Чем же я теперь отличаюсь от моего вора, которого обещано немедленно арестовать? Начинаю им это объяснять – ни в какую: «Плацкарта выписана, менять не будем. Можете, если хотите, купить еще одну». Подумал и решил: по сравнению со всем остальным это уже мелочь; как-нибудь да обойдется.

Постоял еще в одной очереди, купил снова билет на Флоренцию на завтрашнее утро.

Вечер в гостях у Клаудии. Рассказал всю эпопею. Реакция Клаудии была для меня в высшей степени поучительной: «Обещаю вам, что никому об этом не скажу!»

16 октября 1994. Женева.

Всё еще не проходит удивление: неужели это не обман зрения, не злой розыгрыш, что уже опять среда моего обитания – вот эти чужие улицы, эти французские выкрики рабочих на стройке?

30 октября, воскресенье. С полуночи до 3 часов ночи смотрел (трудно сказать, который раз) «Dolce vita» Феллини – показывают в годовщину его смерти.

13 ноября, воскресенье. Ночью смотрел (второй раз) «L'intervista» Феллини. Изумительно. Опять чувство, которое появляется только от Феллини: болезней нет, старости нет, смерти нет, жестокости нет, реальности нет. Есть только карнавал, добрый беспорядок жизни, мягкость, все во всех чуть-чуть влюблены; и как квинтессенция этого всего – завораживающая легонькая музычка цирка: Нино Рота. Снова слышу легкое риминиевское цоканье в божественно мягком голосе Феллини. Очень хорош и Серджо Рубини, которого Феллини вставил в фильм как символ самого себя молодого (чем-то похож на Гиппиуса).

14 ноября. Из новостей: сегодня прошел первый регулярный поезд Париж-Лондон (3 часа 5 минут, 18 минут под водой).

15 января 1995, воскресенье. Поезд Москва-Франкфурт.

В купе девица Галя, лет 28-ми, окончила МАИ, едет к немцу, который собирается на ней жениться по фотографии. Отец, который ее провожал, этим планом безумно удручен. Раннее утро 17-го – подъезжаем к Франкфурту. Девица Галя вся в волнении, непрестанно прихорашивается. В 6 утра прибываем. Девицу Галю никто не встречает. А телефон своего немца она забыла в Москве. Немецкого она не знает (только немножко английского). Денег у нее только-только на обратный билет. И чудится в этой растерянной Гале на франкфуртском перроне какой-то символ всей нынешней России. Оставил ей 50 марок. Но делать нечего – через несколько минут уже отправляется мой поезд на Базель.

19 января. Женева.

Сима Маркиш рассказывает, что в каникулы у него здесь были Юрский и Бродский. Бродский приезжал в Церматт выступать в клубе сверхбогачей. По словам Маркиша, выглядел весьма нездоровым; но несмотря ни на что вовсю курил. Юрский немного робел в его присутствии.

22 января, воскресенье. Смотрел «A bout du souffle» Годара (1960) с очень молодым Бельмондо и Jean Seberg. Француз-полубандит и юная американка. Француз груб, но большей эгоисткой получается все же она. Диалог превосходный, эпатирующий, блестящий. Как это было давно! Считается, что этим фильмом Годара началась Nouvelle vague. Герой, между прочим, говорит: «… de belles filles на улице – вовсе не в Париже, не в Риме, они есть только в Лозанне и в Женеве». («Ну вот, все-таки сказался швейцарец», – прокомментировал мне это Сима Маркиш.)

Февраль 1995. Женева.

Афиша общества защиты животных: голая баба. Подпись: «Лучше голая, чем в мехах».

13 февраля, понедельник. Утром приехал суперкран ростом в 14 этажей и часа за полтора разъял на куски и унес стоявший у меня перед окнами башенный кран. Жалко, Боря этого не видал!

14 февраля. Позвонили Фекла Толстая и ее подруга Гуля (Каменева): Фекла привезла мне пакет от Марфы (по «Древненовгородскому диалекту»). Марфа все сделала изумительно. И уже есть обложка от Кошелева – довольно приличная.

1 марта 1995. Madame Benzonana, секретарь русской кафедры, испанка, неожиданно говорит мне – без всякого повода и без всякой привязки к предшествующим разговорам: «Vous savez, Monsieur Zalizniak, on vous aime beaucoup, tout le monde». Как-никак все-таки испанка, не швейцарка.

12 марта. За мной в Женеву заезжает жена Ван-Схонефельда, англичанка, и везет меня во Францию, в их загородный дом в Савойе (у подножия горы Le Môle, хорошо видимой из Женевы). Ван-Схонефельду 74 года, крепок, бодр, гостеприимен, угощает устрицами и белым бургундским. Сын девятнадцати лет и дочь шестнадцати. Дом громаден и симпатично захламлен. Ван-Схонефельд много рассказывает о Якобсоне. «Помню рассказ Якобсона про вашу жену: в 1958 году она говорит ему: „Нет, подождите, профессор, я еще не кончила говорить“».

15 марта. Телевизор: «Амаркорд» Феллини. Все знакомо, но так же прекрасно. Дрожащая цирковая музычка Нино Рота, сказочная «Italia» в ночном море, Gradisca…