Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

Этим и закончился мой пизанский курс.

Потом еще было небольшое rinfreschino («подкрепление»), во время которого студенты подходили ко мне с разными словами. Особенно умилил меня вопрос: «Скажите, почему старославянские тексты читать скучно, а ваши древнерусские интересно?»

6 апреля 1999. Милан.

В метро Brenta на стене:

SATOR

AREPO

TENET

OPERA

ROTAS

И рядом:

Mariangela puttana

Все-таки великий культурный центр, ничего не скажешь.

Сообщение по телефону: «Гиппиус соединил грамоту № 572 с № 877».

7 апреля. Венеция.

Едем с Ремо Факкани на Сан-Микеле. Райская весна, хотя и foschía (дымка). Сперва в reparto greco, где Дягилев и Стравинский. Над Дягилевым надпись: 1872–1929 Serge de Diaghilew; сверху: Венецiя постоянная вдохновительница нашихъ успокоенiй. Вот такое приглашение Бродскому.

Бродский оказался не с ними, а в reparto evangelico, близко от Эзры Паунда. Пока еще все временное: крестик из двух побеленных дощечек, легоньких, надпись JOSEPH BRODSKY. А наверху кто-то мелко и косо приписал карандашом: ИОСИФ БРОДСКИЙ. Много живых цветов и масса мелкой символики от посетителей – монетки, в т. ч. русские и израильские, жетон московского метро, иконки, авторучки (одна привешена на крест), даже сигарета. Через могилу перебегают зеленые ящерицы, прячутся между цветами – потом опять на солнце. Его вечность еще почти не началась, до цикладской статуи еще очень далеко. В просвет ворот видно лагуну (немножко), за ней кое-что от Венеции.

Вернулись в город. Недалеко от Сан-Барнаба вдруг слышу: «Андрей!». Клара Янович.

9 апреля. Падуя.

В университете у Розанны Бенаккьо читаю лекцию о том, что найдено в Новгороде после моей предыдущей лекции здесь (в 1994 г.). Пришли Ремо, Магаротто, Мариза Феррацци, Дежё. Ласкают: Магаротто похвалил за ясность и за заботу о слушателях-студентах; Розанна восклицает: «Чтобы почти два часа держать внимание студентов – это невероятно». В течение всей лекции неотступно работал отбойный молоток – улучшали фасад к юбилею. Пришлось кричать, да нешуточно: глотка вспухла так, что почти не мог глотать.

«Где-то здесь есть симпатичный ресторанчик Marechiaro, – сказал Ремо, – зайдем-ка!» Но поиски Marechiaro несколько затянулись: метод Ремо состоял в том, чтобы остановить на улице хорошенькую девицу или молодую даму и основательно ее расспрашивать. Разговор был каждый раз приятный, но Marechiaro почему-то после этого все равно не отыскивалось. После пятой, кажется, информантки оно все-таки нашлось. Ремо остался очень доволен падуанками; их любезность, по его словам, выше, чем во всей остальной Италии. В итоге очень приятно посидели с ним в Marechiaro над карпаччо. Распухшую глотку взялись лечить хорошим вином – постепенно помогло.

Вечером у Розанны в гостях Магаротто с женой. Магаротто умный, спокойный, деликатный, хорошо знает Россию. Жена твердо стоит на позициях западной цивилизации. Я рассказывал о пугале для русских под названием «продают Россию!» (vendono la Russia). Она полупереспросила, полупоправила: «Наверное, svendono?» Я не знал, каким нюансом отличается svendono от vendono; может быть, это что-то вроде 'распродают'? В конце концов разъяснилось: svendono – 'продают за бесценок'! Идея, что «продают» само по себе может восприниматься со знаком минус, западному сознанию недоступна намертво.

12 апреля. Милан. Узнал, что родилась Мелания.

14 апреля. Милан.

Купил у спекулянта билет в la Scala; он мне сказал: «Siamo mercato nero» (мы – черный рынок). Обычным путем купить билеты (кроме сверхдорогих) нельзя; мой билет был продан в феврале. «Женщина без тени» Рихарда Штрауса – гастроли кёльнского театра, по-немецки; но выбора нет – другое будет только через месяц. Пели, как кажется, неплохо. Роскошный вид зала, лож, бессчетных ярусов. Зал хлопал не бешено, но все-таки сильно. Около меня студент яростно орал: Brava! Bravi! Тут только я осознал, насколько дико было бы итальянской певице услышать наше «БравО!».

16 апреля. Милан.

7-я лекция. Хорошо читали, включилось уже человек шесть. В одном месте чуть помог, сказав: «Eccovi un pò di aiuto». А на следующем ходу одна красотка меня растрогала: «Ancora un pò di aiuto!» Дело пошло хорошо. После занятия подходят и говорят приятное. Давно замечаю, что западные студенты, в отличие от российских, довольно свободно говорят комплименты преподавателям, если им нравится. Это, конечно, от чувства равенства. В России ситуация пока еще ближе к старинной; и похвалить преподавателя после лекции воспринимается скорее как дело нескромное. Здесь же дистанция между студентом и лектором гораздо короче.

18 апреля. Комо.

Утро. Поезд Милан – Комо. С утра горы стоят полукругом и сияют снегом. 40 минут – и Комо. Но при этом снежные горы спрятались – выступили ближние, зеленые. День изумительный – солнце с холодком. Катерком по озеру, час с четвертью. Театрально, конечно, и открыточно. Но ведь красиво, что ни говори! Рядом две пары, лет по 45; в обеих он широко раскрытыми глазами смотрит на красоты по берегам, она прикорнула.

Потом на фуникулере на гору до высоты 700 м. А оттуда круто вверх пешком по ослиной тропе до Faro Voltiano – маяка в честь Алессандро Вольты, который здесь жил и похоронен и вообще местная святыня. В последнем поту, но долез – и даже влез на сам маяк Вольты (1000 м). Но вид оттуда действительно стоит того: 360 градусов, озеро, на север массив Монте-Роза, т. е. весь кантон Тичино, на юг огромнейшая равнина (planum), посреди которой Medio(p)lanum – Милан, а вокруг бесчисленные городки со звонкими названиями: Legnano, Marengo, Montebello, Saronno, Gorgonzola… Такое ощущение, что блекловато-розовые крыши везде и пустого пространства между ними вообще нет. А в ближнем поле зрения буйные фиолетовые магнолии, еще что-то цветет белым, другое желтым.

20 апреля. Милан.

Последняя лекция – 8-я. Студенты (реально это студентки) уже хорошо втянулись, почти везде, где надо, догадываются. Прощаемся. Подходят еще и в коридоре. Одна говорит, довольно сурово: «Spiacevole (неприятно)». Несколько растерянно спрашиваю: «Почему?» – «Perché è finito».

24 апреля 1999. Переезд Больцано-Мюнхен (в Больцано меня отвез Коля Михайлов после того, как я был у него в гостях в Ora).

В поезде албанец из Косова. Работает в Германии, ездил в Кукес выручать свою семью – это человек двенадцать. С его заработком семья в Косове обзавелась домом, машинами, телевизорами. Пришли сербы, всё это вынесли, машины забрали, дом подожгли. Теперь он перевез всех своих в Тирану, нашел им квартиру из двух комнатенок – это тысяча марок в месяц. «Албанцы Албании ужасны – хуже всех в Европе». Грабят беженцев наголо, захватывают трактора, машины, даже то, что выдают из гуманитарной помощи. Довезти до Тираны – 400 марок; но как отъедут, вынимают револьверы: «А теперь выкладывай все деньги, а сами вон из машины!» Албанцы Косова по сравнению с коренной Албанией – богачи, белая кость. В Албании они живут теперь среди своего нищего, озверенного, ненавидящего их плебса.