Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

И вот теперь, на вапоретто, идущем в Мурано, на палубе, набитой локоть к локтю, я получил самое большое удовлетворение тщеславия. На Fondamenta Nuove среди прочих вошла тетка, абсолютно местная, злобноватого вида, втиснулась в плотную толпу на палубе и из всех, кто оказался рядом, выбрала не кого-нибудь, а меня, чтобы спросить что-то по-венециански! Потом я даже примерно сообразил, что: идет ли это вапоретто на кладбище. Но в первый момент был так поражен, что и слова вымолвить не мог. За эти секунды она поняла свой чудовищный промах и явно была им потрясена больше моего: от досады аж вся перекосилась, махнула рукой, только что не сплюнула, и повернулась задом, чтобы мой вид не напоминал ей, как она опростоволосилась и уронила в грязь свое венецианское достоинство.

В эти дни в Венеции «низкая вода», acqua bassa. Деревянные сваи фарватеров вылезли из воды на полметра выше обычного и выглядят жалко. Их подводные части – как обугленные спичечки: в два раза тоньше, абсолютно черные; просто физически чувствуешь, как изъели их вода и время. Впрочем, теперь уже многие из них заменены на бетонные.

Поплыл в почти неведомое туристам место – на Сан-Пьетро. Узкие улочки, завешанные поперек веревками с бельем, сувенирных лавок нет, люди – как в каком-нибудь рыбацком городке. Постепенно выбрел в более привычные места – на via Garibaldi. Присел на пустынной набережной – откуда-то вылезает поддатый абориген, настойчиво зовет пойти с ним выпить (не уточняя, надобно заметить, на чей счет). Уклонился и вижу тяжелое борение на его физиономии – между желанием меня все-таки уломать и венецианским достоинством. Сказал мрачно: «Неужели и правда не хочешь выпить?» – и венецианское достоинство победило. Через минуту подходят две итальянки, туристки междугороднего масштаба: «Как попасть на via Garibaldi?» Тут уж не отказываю себе в тщеславном удовольствии ответить вальяжно-снисходительно: «Да вы, почитай, на ней уже стоите!»

После долгого свободного шатания задумался: куда пойти, чтобы сесть за столик. Решил – на riva degli Schiavoni, чтобы было прямо напротив открытого простора лагуны, в десяти шагах от воды и гондол, там, где написано:

И так в Венеции четыре дня подряд, уезжая на ужин и ночь в Тревизо к Ремо Факкани, а в последний день – в Падую к Розанне Бенаккьо. И все дни весеннее солнце и прохладный ветерок.

Для туристов в Венеции не устают придумывать новые штуки, например, невиданные прежде маски с перьями. А еще текучие часы Дали (в разных вариантах); и они ходят! стрелки тоже волнистые и как-то ухитряются ползать. И везде тысячи, миллионы муранских стеклянных вещиц. И ведь красиво же, сколько ты себе ни тверди, что это-де на потребу туристам. В каком-то из таких муранских магазинов аж оторопь взяла: ну, допустим, мне хорошо, меня советская власть успешно сформировала аскетом, мне решительно все равно, есть у меня это или нет. А что же делать тому, кому остро необходимо, чтобы у него в доме были красивые вещи! Ему же здесь, в Венеции, гибель, ему же придется забросить все, чему поклонялся, и поклониться одному лишь добыванию денег!

На piazza San Marco, среди двадцатиязыкой толпы и голубей. Сижу на штабеле перевернутых деревянных настилов (которые лежат здесь постоянно на предмет наводнений), случайно поднимаю глаза: боже! за Пьяццеттой больше нет никакой лагуны – выше колонн со львом и ангелом все закрыто чем-то огромным белым и красным! И оно медленно движется! Завороженно смотрю, пока не выплывает разгадка – надпись: Ikaros, Minoan Lines. Паром-сверхсупергигант размером чуть ли не с Palazzo ducale. Для наслаждения пассажиров и развлечения зевак на берегу его провели метрах в пятидесяти от набережной. Но пристать ему здесь негде – медленно уходит куда-то далеко, влево от Лидо.

Как-то раз к концу дня оказался на campo Santa Margherita. И вдруг обнаружил, что среди публики, заполняющей площадь, вовсе нет туристов. На скамейках сидят старушки и какие-то благородные средиземноморские бомжи. Мальчишки гоняют мяч. Клоун в полном клоунском облачении надувает разноцветные резиновые колбасы, вяжет из них зайцев, уточек и собачек и раздает малышам (и даже как-то не видно, где та шляпа, в которую мамаши положат какие-нибудь монетки). Девчонка лет пяти катит на трехколесном велосипеде за тетей, наезжая ей на пятки, и пристает к ней с вопросом, который, наверно, не изменился и за тысячу лет: «Quando viene la Chiara? Quando viene la Chiara?» (когда выйдет Кьяра?).

15–18 марта . Флоренция, у Франчески и Энрико. В пятницу 15-го доклад в circolo linguistico. Как и 12 лет назад, когда я здесь же, во Флоренции, читал свою первую в жизни итальянскую лекцию, назначен был стальной регламент: 45 минут. Пота не было, но не было и должного уровня стресса, поэтому иногда спотыкался, не мог найти нужного итальянского слова. Народу набралось порядочно. Донателла, Симонетта. Пришла Ванесса Прати, вся ослепительная, показала перстень: «Выхожу замуж» (а перстень – как бы предварительный: когда дело сделано, заменяется на обручальное кольцо).

Как всегда, пошел в Сан-Марко. Побывал еще и в археологическом музее. Зашел в Санта-Кроче к Макиавелли и Галилею, обошел свои заветные точки – круг Савонаролы, челлиниевского Персея, угол Proconsolo и Oriuolo, Брунеллески, который сидит и смотрит на свой купол, третью штангу уличного ограждения к северу от Battistero и прочие. В великие музеи идти снова пока еще потребности нет – к счастью, потому что очереди совершенно неимоверные.

Дом Бенвенуто Челлини на Pergola, недалеко от угла Alfani. Немножко смешная надпись: Casa di Benvenuto Cellini nella quale formò e gettò il Perseo e poi vi morì il 14 febbraio 1570/71 (… в котором он отформовал и отлил Персея и потом тут умер…).

Много гуляли по городу с Донателлой. Иногда она вдруг останавливалась у какой-нибудь закрытой двери и говорила: «Сюда непременно надо зайти!» Звонила или стучала, объясняла, что она должна показать здание гостю, – и ей говорили: «Разумеется, синьора!» Обычно при этом еще кто-нибудь вызывался исполнять роль экскурсовода, отпирал двери запертых комнат, чтобы показать, какой вид из окон именно этой комнаты, заводил в какие-то совсем уж потайные уголки.

В какой-то момент Донателла сказала: «Мне давно хочется задать вам один вопрос, но я не решаюсь…» Я сказал: «Задавайте». – «Видите ли, это вещь очень личная, ее нельзя просто так…» Я напрягся, но все же мужественно ответил: «Все равно спрашивайте». – «Тогда скажите, только совершенно честно – иначе лучше ничего не отвечайте! – вам больше нравится купол Брунеллески или купол Сан-Пьетро в Риме?» О, истинный дух Флоренции!