Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

А сама scala строилась как чистая демонстрация богатства рода Контарини. Она была пристроена к palazzo Contarini и была выведена в высоту ровно настолько, чтобы можно было на все окружающие дома смотреть сверху. «А где же palazzo?» – спрашивает приезжая. – «Ах, он теперь в таком упадке, – отвечает билетерша, – что и показать уже нечего».

По старой памяти искал на улицах ни с чем не сравнимый итальянский апельсин: когда-то достаточно было пары таких апельсинов и батона хлеба – и никакой еды не надо. Но почему-то попадались только какие-то невыразительные и безвкусные апельсины с надписью «Южная Африка», совершеннейшая пародия на тот идеал. Решил, наконец, выяснить, в чем дело, у продавца соков. И загадка раскрылась: оказывается, можно больше не искать – божественные итальянские апельсины бывают только с октября по май (а в другое время я здесь и не был). А потом – только из южного полушария!

Как обычно, зашел во Frari. Assunzione, Pala Pesaro, гробницы Тициана и Кановы. Бешеное солнце бьет справа от Assunzione. Но она так хорошо подсвечена, что все равно видна. Посидел, проверил: так же ли хорошо я ее вижу с закрытыми глазами, как с открытыми? Получается, что вроде бы почти так же.

Среда. Раннее утро, еще свежо. Посреди моего дворика мои ободранные коты спят, прижавшись друг к другу.

Купил еще одну carta-Venezia и отправился в Сады на Биеннале. Лозунг (= подзаголовок): «Диктатура зрителя»; иначе говоря, постмодернизм не дремлет и здесь. Обошел изрядное число павильонов, но по многим в сущности просто скользнул взглядом и мимо. У большинства замысел в том, чтобы хоть чем-нибудь поразить – часто совершеннейшей чушью. Например, Япония – стробоскопические эффекты (световые взрывы); предупреждение: «Опасно для сердца!». Чехия – «Христос-атлет»: болтается на веревках подвешенная к потолку аляповатая кукла размером в четыре человеческих роста. Польша – длиннющий совершенно пустой павильон, все стены (кажется, 1000 м 2) – из игральных костей.

Впечатляет Израиль: обсессия миллионномиллиардности человеческого муравейника. Всё – светотенью на стенах, без звука. Напоминает раннего Фоменко с его миллиардной очередью людишек. Одна из этих пантомим: в центре пустого пространства клубится и кипит плотный сгусток толпы – энергично движутся, без всякого видимого смысла, руки, ноги, головы. Вдруг от сгустка начинают отлепляться отдельные фигурки и уходить во все стороны прочь – три, десять, сто, тысячи… Всё поле покрывается мириадами уходящих. Это продолжается долго, так что ушли из сгустка, очевидно, миллионы и миллионы. Но наконец, все ушедшие все-таки скрылись за горизонтом. И мы видим, что в центре как ни в чем не бывало продолжает клокотать плотная толпа нисколько не уменьшившейся величины.

А вот Германия пошла на действительно неправдоподобный по смелости шаг: выставила не что-нибудь, а огромные предельно реалистические фотографии лучших читальных залов мира.

В павильоне России сплошь живопись: нарциссический зал Браткова, не помню чьи «иронические виды Москвы» и гигантская композиция «Подводный мир» с цветистыми наядами и рыбками.

Потом, как обычно, бродил. Как свободно и полноправно чувствуют себя в городе люди в инвалидных колясках! И это при том, что, казалось бы, условия уличного существования здесь для них наитруднейшие: единственный транспорт – вапоретто, на каждом шагу мосты через каналы. Спокойно переезжают с дебаркадера на раскачивающийся борт вапоретто. Много колясок с провожатым, который везет; по-видимому, в основном туристы. У этих часто характерные выражения лиц: капризное у везомого, устало-равнодушное у везущего. Но вот на piazza San Marco встретилась красивая спокойная дама в коляске, которую вез элегантный господин. Эти, может быть, и венецианцы. Они пересекали площадь наискосок, вдруг остановились, о чем-то поговорили и круто повернули к знаменитому кафе Флориан. Бесстрастно лавируя между столиками, въехали в самую их гущу, и вот они уже сидят за столиком и со стороны ничем не отличаются от прочих довольных жизнью посетителей Флориана: красивая среднемолодая пара.

Ночью, проходя через campo San Stefano, услышал поразительный tenore di grazia. Уличный певец, немолодой, с изможденным лицом. Пел арии из опер, замечательно. Абсолютно не то, что певцы на гондолах, которые часто совершенные халтурщики. Публика образовала широкий полукруг, получился почти театр. Так понравилось его слушать, что, когда он собрал свои вещички и двинулся куда-то еще, пошел за ним. А он перешел на campo San Maurizio и там повторил свой концерт.

Четверг. Днем отправился на вапоретто № 20 на остров Сан-Ладзаро, к армянам. Эскурсия по монастырю. Объясняет (на отличном французском языке) армянский священник, лет 60-ти, очень толково, с отработанными шуточками (но это не раздражает). В основном просвещает публику в том, кто такие армяне. Внушает: 1) армяне – не турки; 2) армяне – не православные; 3) Армения – не часть России; 4) армянский алфавит – не кириллический (а на 5 веков старше); 5) советская Армения – одна десятая часть Великой Армении. Монастырь – мехитаристский, т. е. армяно-католический: под папой, а не под католикосом. Но католикоса они все же поминают в службе. Мехитар (кажется, V век) признал папу. «Армяне отделились на Халкидонском соборе от православия, а от пап никогда не отделялись, поскольку никогда не были с ними в унии». Такая мехитаристская хитрость. Мехитаристов 300 тысяч, остальные армяне под католикосом. Но в Венеции обычных армян практически нет.

Остров Сан-Ладзаро Венеция отдала армянам, притесняемым турками, в 1717 г. – потому что никто другой брать его не хотел: прежде это был остров прокаженных, «лазарет». Но они уже все поумирали. Армяне не побоялись.

Масса даров от богатых армян: мумия, трон Великого Могола (его выкупил у Надир-шаха армянин), 4 тысячи армянских (и иных) рукописей, 200 тысяч книг. Армянские листки 429 и 451 г. Целая книга VIII в. Много книг XI–XIII вв.

Сейчас здесь живет 8 человек; а еще недавно было 60.

Пятница. Неподалеку от San Zulian услышал на улице музыку, вроде бы Вивальди. Пошел в сторону усиления звука и выбрел к музею музыки. Оказалась выставка, посвященная Вивальди. Всё о его жизни, и целый день звучит его музыка. Дверь с улицы широко открыта. Десятки инструментов его времени. Он умер в 1741 г. в Вене, за 50 лет до Моцарта – в такой же бедности, как Моцарт, и похоронен в такой же (а может быть, даже в той же) братской могиле. А бывал временами и богат – и очень к этому стремился.

Оказывается, Венеция была в XVIII веке таким же туристическим местом, как и сегодня. Для аристократов всей Европы поездка в Венецию была чуть ли не обязательной. Эта публика создавала или губила репутации музыкантов и актеров. Венеция была полна музыки и театров – на всех углах. Мода повелевала. Всё должно было быть свежайшим. Музыка, написанная год назад, уже никого не интересовала. Вивальди был в этом отношении редчайшим исключением. Был честолюбив, капризен, любил деньги. Ради денег писал сотни (sic) мелодрам. Его сонаты – редко удававшийся уход от ярма повседневного изготовления мелодрам. И всё-таки не удержался на поверхности венецианской моды – пришлось уехать в Вену. Но там уже спрос на него всё падал и падал. (А начинал как священник. Но отказался от сана: не мог выдерживать долгих служб из-за слабого здоровья.)