Вильям Смит - Очерки на разных высотах

Все, чего я тогда захотел, это заполучить фотографию, чтобы показать ребятам в Москве. Сарым согласился, взяв с меня клятву вернуть ему картинку при первой встрече (что я и исполнил, естественно).

В Москве, когда мы собрались по какому-то поводу у Тамма на даче, я рассказал все, что знал про Северный Иныльчек и показал фотографию Хана. Абсолютно неизведанный район и ничего неизвестно о возможности восхождения на Хан-Тенгри с этой стороны. Более того, толком никто не может рассказать, как туда можно попасть. Вроде там были экспедиции в начале 30-х, но сохранились ли их отчеты и где их можно найти — загадка.

Итак, сплошная неизвестность! А что еще может быть более привлекательное для романтически настроенных молодых людей, уже ощутивших сладость открытия новых районов Алтая и Памира и вкус первопрохождения классных маршрутов на высокие вершины?

В тот раз наш начальник более остро, чем когда-либо еще, почувствовал, насколько серьезны вызовы предстоящего Дела. В самом деле, было известно, что проход на ледник Северный Иныльчек со стороны Южного ледника, от поляны Мерцбахера, перекрыт огромным ледниковым озером Мерцбахера и было неясно, каким образом возможно преодолеть это препятствие, особенно для тяжело снаряженной экспедиции. Ничего вообще не было известно о том, где могут быть установлены базовые лагеря, нижний — у языка ледника и верхний — у подножия вершины. Все могло бы упроститься с использованием вертолетов, но никто не знал, есть ли вообще где-нибудь на Северном Иныльчеке площадка, подходящая для их посадки. Ну, а главный вопрос заключался совсем в другом: никто не мог сказать, возможно ли вообще проложить реально проходимый маршрут на Хан-Тенгри со стороны Северного Иныльчека?

Обо всех этих сомнениях Женя не умолчал, когда доложил о планах проведения экспедиции на Федерации альпинизма. Естественно, что первая реакция была довольно скептической, — слишком много неизвестных. Но тут сработал авторитет Е. И. Тамма, а также то, что его поддержал Кирилл Константинович Кузьмин, один из самых опытных альпинистов того времени, заявивший, что Северный Иныльчек до сих пор остается белым пятном на карте страны. Поэтому экспедицию в этот район безусловно требуется поддержать. И добавил, что он сам готов принять в ней участие. Я не уверен, что в тот момент Женя был так уж счастлив от такой перспективы, но он возражать не стал, и, как потом выяснилось, участие К. К. Кузьмина оказалось крайне плодотворным для экспедиции (об этом далее).

Как протекала работа экспедиции во всех подробностях: обход озера Мерцбахера, организации лагерей, тренировочных восхождений, разведки маршрута и самого хода многодневного восхождения на вершину Хана — обо всем этом рассказано в отчете Е. И. Тамма и в моем очерке в уже цитированной книге «Мои друзья и горы». Здесь мне захотелось напомнить лишь о некоторых деталях самого критического момента восхождения, когда с высоты примерно 6600—6700 м, по настоятельному предложению Е. И., мы приняли решение уходить на спуск. Это произошло на седьмой (или то был восьмой?) день восхождения, но «отмотаем пленку» на несколько дней назад, чтобы лучше почувствовать обстановку.

Первые три-четыре дня восхождения шлось довольно легко, несмотря на двухпудовые рюкзаки и поганую погоду. Затем на подходе к верхнему плато разразилась снежная буря, заставившая нас сутки отсиживаться в палатках. Все бы ничего, но снега навалило столько, что весь следующий день мы не шли, а буквально плыли в снегу, пробивая не тропу, а траншею. Ну, а если надо было пробить тропу вверх на какой-нибудь увал, то чтобы хоть как-то продвигаться по грудь в снегу, приходилось сбрасывать рюкзак, чтобы потом за ним возвращаться. Тянь-шаньский снег — это какое-то особое состояние снега: он не слеживается и способен сохранять свою пушистую структуру довольно долгое время. Когда мы, наконец, преодолели эти километра полтора-два почти ровного пространства и поднялись на плечо, перед скальным бастионом, нас снова настигла непогода, уложившая нас в палатки более, чем на сутки. А напомню, что каждая отсидка на высоте, в тесной палатке, при недостатке питья и питания — это невосполнимая потеря сил и, разумеется, времени.

В тот день нам снизу из штурмового лагеря сообщили по рации, что мы находимся где-то в районе 6300—6400 метров, высота скального бастиона порядка 100 метров, за ним, похоже, будет какой-то разрыв в гребне, а далее уже пойдет предвершинный гребень. Саму вершину снизу не видно, но кажется, что она не слишком далеко и, по их прикидкам, прохождение предвершинного гребня не должно было занять более 3—4 часов.

После обеда слегка развиднелось, и Вадим Ткач с Димой Дубининым вызвались пройти, сколько удастся по скалам. Через два-три часа они вернулись и доложили, что скалы не очень сложные, они прошли веревки две, набили крючьев и похоже, что дальше будет тоже не очень сложно. Такова была диспозиция, и мы призадумались.

От всего того, что пришлось вытерпеть в предшествующие дни, мы, действительно, очень устали, причем и физически, и морально. Тот драйв, который всегда присутствует в начале пути, рассеялся. Осталась только инерция, и хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Только этим я и объясняю тот поразительный факт, что тогда все единодушно решили, что наверх мы пойдем с одной палаткой, возьмем только четыре спальника, рацию не возьмем и вообще постараемся облегчиться. Палатка, обледенелая и с палками, весит килограмм 8—9, и она буквально ломала спину Олегу Брагину. Рация с питанием тоже была не подарок для Жени — килограмм 6—7. Оставить их — это, безусловно, хорошая идея. А как насчет того, что одна палатка на восемь человек, что определенно означает бессонную ночь? Но тут кто-то вспомнил, что и на пик Сталина мы шли без палаток и мешков, пересидели ночь в пещере, и все было ОК.

С тем и вышли. День выдался неплохой. Мы довольно быстро прошли бастион, потом еще несколько веревок по гребню, нашли и выровняли площадку и остановились на ночевку. Ужин был очень скуден, продукты на исходе, но горячего чая было достаточно. Однако ночь прошла как сплошной кошмар. В пещере на пике Сталина не было ветра, холода почти не чувствовалось и было довольно просторно. А здесь все продувалось так, что в палатке не хотелось ни разуваться, ни снимать рукавицы — и ноги, и руки мерзли. Так и просидели на рюкзаках всю ночь, без сна и без отдыха, и ожили только утром, когда напились горячего чаю. Еще с вечера решили, что палатку мы не берем и идем налегке — по прогнозам, полученным накануне от наблюдателей, светового дня должно было хватить на весь оставшийся путь.

Холод на улице был просто полярный — еще бы, ведь это Тянь-Шань, да и высота где-то около 6500—6600. Вышли не очень рано, но сначала все проходило нормально. Прежде всего предстояло преодолеть веревки две крутых и заснеженных скал, с которыми Валя Цетлин справился просто мастерски. Дальше он ушел за перегиб и почему-то остановился. Наладил страховку, и мы стали подходить к нему… И тоже останавливались, обескураженные увиденным…