Вольфганг Акунов - Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу

О пребывании Индийской Армады на Камараме, закончившемся лишь 15 июля Албукерки пишет: «Все каравеллы были отремонтированы, а самые прохудившиеся — вытащены на берег. Заботиться о пропитании было нетрудно. Мы изготовили рыболовные сети, питались пойманной в море рыбой и верблюдами, сбежавшими от своих хозяев. Кроме того нам удалось перехватить несколько мавританских кораблей, груженных провиантом для Джидды и Мекки. В обмен на взятых нами пленных, туземцы доставляли нам коз, коров, кур и разного рода плоды, как-то: персики, квитовые яблоки (айву — В.А.), гранатовые яблоки, финики и смоквы (инжир — В.А. )».

Но эта сытая и даже сладкая жизнь на острове продлилась — увы! — недолго. Как только по округе разнеслась весть о появлении на острове португальцев, «в море не стало видно ни барки, ни лодки. Не появлялись даже птицы в небе — такой страх охватил опустевшее Красное море!»

Если вопрос питания был все же кое-как решен, пусть даже временно, то островной климат оказался прямо-таки убийственным. Странная, неведомая болезнь унесла жизни пятисот португальцев из тысячи семисот. «После двух-трех приступов, сопровождавшихся сильным жаром и болью в груди» — пишет хронист Гашпар Корреа — «они умирали, словно от нанесенного им смертельного удара, некоторые — стоя или сидя, в том положении, в котором их застала смерть».

Поэтому уцелевшие португальцы были неприятно поражены отданным в один «прекрасный» день генерал-капитаном имевшимся в составе эскадры каменщикам приказом, исследовать породы острова на предмет производства извести. «Он и здесь вздумал строить форт!» — мрачно, с обреченным видом перешептывались подчиненные дома Афонсу.

Тревога, впрочем, оказалась ложной. Причин для волнения не было. Хотя Албукерки в своем отчете назвал остров Камарам с его великолепной естественной гаванью «лучшим в мире местом для постройки форта», он, по трезвом размышлении, пришел к более практичному, на его взгляд, решению создать со временем военно-морскую базу в гавани Массауа на побережье Эфиопии. Так его подчиненные избежали тяжкой участи строить очередной форт — теперь уже на Камараме. Они продолжали выполнять разнообразные, привычные работы на своих судах, скучать и тосковать (если им оставалось на это время) и утолять свой голод верблюжатиной (поскольку коз больше не осталось). Впрочем, лучше верблюжатина, чем жареные крысы.

А вот у губернатора Индии времени на то, чтобы скучать или, тем паче, тосковать, совсем не оставалось. Красное море его, вне всякого сомнения, очень заинтересовало, все более близкое знакомство с ним порождало в мозгу дома Афонсу все больше перспективных идей. «Здесь постоянно царит сильная жара» — констатировал он тоном настоящего ученого-природоведа или климатолога — «ибо это море — внутреннее, и поскольку, в то же время, солнце здесь расположено близко к тропику». Это — единственное замечание во всем его длинном, содержащем более двадцати тысяч слов, докладе, касающееся убийственного климата той части света, куда его занесло «со товарищи». Все остальное Албукерки описывает весьма подробно, как с географической и коммерческой, так и с военной и навигационной точек зрения. Так, например, он приводит сведения о длине и ширине Красного моря, результаты многочисленных замеров его глубины посредством лота, сообщает названия островов и портов по обе стороны моря, данные об их импортной и экспортной торговле, перечисляет арабских шейхов и шерифов, правящих на обоих берегах, примерную численность их соплеменников, включая воинов. Далее дом Афонсу сообщает королю Мануэлу I Счастливому подробнейшую информацию о ветрах, местах, пригодных для якорных стоянок, навигации, лоции, не забывая упомянуть природное явление, которому Красное море обязано своим названием. «Арабы называют его Замкнутым морем, но более подходящим мне представляется название Красное; тот, кто его впервые применил к сему морю, был весьма точен и наблюдателен, ибо местами это море красно, как кровь. Когда мы встали на якорь у входа в Баб-эль-Мандебский пролив, оттуда вытек поток кроваво-красного цвета, устремившийся дальше в направление Адена. Он занимал такую широкую площадь в водах пролива, что глазу человека, стоящего на корабельной надстройке, было невозможно увидеть, где он кончается, и начинается чистое море».

Арабы почитали Албукерки человеком, обладающим ненасытным любопытством. Каждому жителю острову Камарам, каждому пленнику с захваченного мусульманского корабля дом Афонсу задавал великое множество самых разных вопросов. В ходе таких опросов-допросов он выяснил, что слухи об активном строительстве в Суэце новых кораблей египетского военного флота были основаны на сильных преувеличениях. На стапелях верфей Суэца находилось всего-навсего пятнадцать кораблей. Запасы строительного леса, ввозившиеся извне, закончились, и египтянам приходилось каждое утро поливать водой недостроенные корабли, чтобы они не растрескались, не развалились под палящим солнцем.

«Сегодня большой портовый город Суэц почти обезлюдел» — продолжает Албукерки — «его роскошные постройки ветшают и разрушаются. Расстояние между гаванью Суэца и Левантийским (Средиземным — В.А.) морем очень невелико, и, если верить арабским сказаниям, Александр Великий (ну, не мог дом Афонсу не упомянуть своего любимого героя! — В.А. ), завоевав эту страну (Египет — В. А.), планировал соединить два моря (Средиземное и Красное В.А.) искусственным каналом».

Дом Афонсу, как и все португальцы описываемой эпохи, не был заинтересован в прокладке такого канала (известного сегодня всему миру под названием Суэцкого), ибо его прокладка пошла бы на пользу лишь торговле Венеции и Турции. Но вот другой проект привлек его внимание. «Почему бы не отвести течение Нила?» — пишет Албукерки королю. «Нашим искусным в этом деле мастерам, успешно проложившим оросительные каналы через горы на Мадейре, было бы, я думаю, нетрудно повернуть Нил в его верховьях — и года через два весь Египет обратился бы в пустыню!»

Проект применения климатического оружия в самом начале XVI века? Вот это да!

С пустынных берегов острова Камарам губернатор Индии с тоской устремлял свои взоры в сторону Эфиопии, «правителя которой зовут не пресвитером Иоанном, а Элати, то есть Император. Его держава простирается на юг вплоть до Софалы, на другой стороне, в направлении Каира, вплоть до Суакина, а вглубь материка — до реки Конго. Расстояние от Красного моря до верховьев Конго составляет, полагаю, лиг шестьсот, не более».