Бенгт Даниельссон - Бумеранг

Но моя мечта где-нибудь поесть не осуществилась: все столовые были закрыты. И вообще, куда ни глянь, — замки да решетки, на улицах ни машин, ни пешеходов. Припомнился известный анекдот про двух американцев: попав вот так же в воскресенье в центр Мельбурна, они потом рассказывали, что город наполовину меньше нью-йоркского кладбища, но вдвое безжизненнее. Похоже, они правы… Впрочем, может быть, все дело в жаре и ближе к вечеру город все-таки оживет? Но и эту надежду самым безжалостным образом развеял единственный человек, которого мы встретили, — молодой, элегантно одетый мужчина. Мы окликнули его в тот миг когда он садился в свою автомашину; на мой вопрос, где найти ресторан, он иронически рассмеялся и сказал:

— Только иностранцы могут задать такой вопрос. В Мельбурне не только рестораны — все пивные и кафе закрыты в воскресенье. Надеюсь, вы приехали не для того, чтобы поразвлечься? Увеселительные заведения тоже не работают сегодня, запрещены даже самые невинные развлечения — кино и спортивные состязания. В Сиднее в воскресенье хоть газеты выходят, здесь это считается в высшей степени непристойным. Так что, если хотите знать новости, поезжайте на вокзал, там есть смелый человек, несмотря на возмущение общественности! он продает сиднейские газеты.

— А вы, случайно, не из Сиднея? — спросил я.

— Из Сиднея, и несколько лет жил в Европе. Уж я знаю, что говорю, когда называю Мельбурн самым скучным городом в мире. Не подумайте, что в будни тут намного веселее. Нет ни оперы, ни театра, в кино показывают только респектабельные английские фильмы или безобидные американские комедии. Ни французских, ни итальянских кинокартин цензура не пропустит. Хотите развлечься — выбирайте между дорогими ресторанами в английском стиле или пивными, которые закрываются в шесть часов вечера. Ничего не изменилось с конца прошлого столетия. Обычаи и нравы, о которых в Европе давно забыли, благополучно здравствуют в Мельбурне.

Я вежливо поблагодарил за эти сведения. Они подтвердили мои собственные наблюдения, что в общественной жизни Австралии есть множество пережитков.

Так ничего и не купив, мы отыскали в пригороде кемпинг и остановились там. Добрые соседи одолжили нам несколько банок консервов.

Начав изучать положение «цветного» населения Виктории (около тысячи человек смешанной расы и двести чистокровных аборигенов), я скоро убедился, что они ведут еще более жалкий и тоскливый образ жизни, чем их братья по несчастью в Новом Южном Уэльсе. Хотя Виктория после открытия там в середине прошлого столетия сказочных месторождений золота стала богатейшим штатом Австралии и не так уж много денег требуется, чтобы помочь столь малому количеству людей, власти палец о палец не ударяют. Даже не учредили Управления по делам аборигенов, хотя такие управления есть во всех других штатах (разумеется, за исключением «белой» Тасмании).

Новых фактов, заслуживающих внимания, я здесь не собрал. Поэтому сразу перескочу на несколько недель вперед.

В жаркий летний день мы въехали в Аделаиду, тот самый город, где сошли на берег с «Баррандуньи». Таким образом, наш «бумеранг» облетел весь юго-восточный угол страны. Но теперь нам предстояло задержаться подольше в Южной Австралии. Я хотел поближе изучить, что делают власти этого штата для коренного населения. Мне казалось, здесь положение должно быть лучше, чем на востоке, ведь Южная Австралия — единственный штат, в колонизации которого не участвовали ссыльные. С самого начала его белое население отличалось необычной (по австралийским условиям) религиозностью и благочестием. Первые поселенцы не изгоняли и не эксплуатировали аборигенов так беззастенчиво, как, скажем, в Новом Южном Уэльсе. Объясняется это прежде всего несколько своеобразными принципами колонизации.

До конца двадцатых годов прошлого столетия единственные поселения в Австралии составляли немногочисленные лагеря заключенных на восточном побережье и на Тасмании. Английское правительство предусмотрительно не разрешало поселенцам обосновываться в других частях материка, подчеркивая, что в Новом Южном Уэльсе земли более чем достаточно. Первым сумел поколебать решимость правительства состоятельный делец Томас Пил. В 1829 году ему разрешили в качестве частного предприятия учредить колонию на западном побережье, которое тогда было почти неизведанным. (Возможно, снисходительность правительства объясняется тем, что он был в родстве с премьер-министром Робертом Пилом.) Но это предприятие провалилось с треском. Поселенцы так обрадовались низкой стоимости земли, что сразу потратили все сбережения на закупку участков, не оставив ничего на первые трудные годы, пока поля еще не начали давать урожай.

Впрочем, даже наиболее богатые, располагавшие, подобно Томасу Пилу, значительным капиталом, не увидели большой радости от своих обширных владений: новоприбывшие предпочитали обзавестись собственным поместьем, а не работать на других. Отсутствие рабочей силы обрекало на провал грандиозные планы Пила. Двадцать лет новая колония влачила жалкое существование. Наконец ее управители не нашли ничего лучшего, как попросить английское правительство прислать заключенных. Правительство охотно согласилось, потому что поселенцы восточного побережья были сыты по горло ссыльными и отказывались их принимать.

Многочисленные попытки колонизовать новые земли в других концах света тоже кончались неудачно. Отсюда следовало, что старые методы не годились, требовалась новая, научная теория колонизации. Первым на создание такой теории претендовал англичанин Уэйкфилд. Его идеи были встречены с восторгом многими государственными деятелями и мыслителями. Один политик объявил даже, что «принцип Уэйкфилда» [18] Эдуард Гиббон Уэйкфилд (1796–1862) — английский буржуазный экономист и политический деятель. Его теория «систематической колонизации» подвергнута обстоятельной критике К. Марксом в «Капитале» (см. т. 1, гл. 25, и т. III, гл. 45). навсегда сделает человечество «богатым, благонравным и счастливым».

«Принцип Уэйкфилда» мог и впрямь показаться гениально простым и логичным. Главной его идеей было добиться гармоничного соответствия между землей, капиталом и рабочей силой. В Австралии было сколько угодно земли, в Англии — избыток капитала и рабочей силы. Уэйкфилд подметил, что неудача в Западной Австралии вызвана невозможностью найти рабочую силу для тех, кто прибыл в новую колонию во всеоружии капитала. И он предложил найти способ принудить неимущих эмигрантов работать на помещиков-капиталистов. Проще всего казалось ему поднять цены на землю до такого уровня, чтобы только немногие могли ее покупать. А все вырученные от продажи земли средства должны идти на привлечение новых эмигрантов. В итоге всегда будет достаточно рабочей силы, даже когда первые эмигранты, заработав у капиталистов деньги на покупку участка, сами станут землевладельцами. Без каких-либо затрат для английского правительства возникнет и расцветет новая колония. Надо только, чтобы непрерывно повторялся экономический цикл: продажа земли — отправка рабочих на вырученные деньги — рабочие возделывают землю и сами покупают участки — от продажи участков поступают новые суммы — на эти деньги отправляют еще рабочих и так далее, до бесконечности. Во всяком случае, пока хватит земли.