Георг Даль - В краю мангров

Огромный моллюск Tridacna (здесь его нет, он обитает по ту сторону Южной Америки, в Тихом океане) пошел дальше. У него есть нечто напоминающее глаза или, во всяком случае, линзы. В этом нет ничего необычного, у многих хороших пловцов из числа моллюсков, например у крупных гребешков Pecten, на краю мантии поблескивают глазки. Но глаза тридакны не имеют никакого отношения к зрению: этот моллюск всю жизнь сидит на месте, процеживая морскую воду, и ему в отличие от плавающих форм зрение не нужно. В его тканях обитает множество микроскопических зеленых водорослей вроде тех, которые «снимают квартиру» у коралловых полипов, только условия в плотном теле тридакны, естественно, совсем другие, чем в тонком клеточном слое полипов. Тут уже со светом дело сложнее. Но моллюск решил эту задачу. Линзы на краю мантии собирают свет и снабжают водоросли солнечной энергией для их работы. В итоге водоросли чудовищно размножаются, и время от времени целые рои их попадают в пищеварительный канал тридакны. А там их постигает та же судьба, что и всякую пищу.

Можно приводить примеры до бесконечности. Свободно плавающие личинки Sacculina напоминают ракообразных, пока не прикрепятся к крабу. Тут начинается их превращение, и в конце концов мы видим сеть длинных корневидных отростков, пронизывающих тело краба, и комочек половых клеток у него под хвостом.

Есть рыбки, которые находят убежище в мантийной полости медузы или между жгучими нитями «португальского линейного корабля» — физалии. Раки-отшельники «сажают» на свои раковины маленьких актиний.

Жизнь идет в сотнях тысяч удивительных сочетаний.

Но пора отложить «морескоп» и начать собирать морских ежей для курса зоологии, который я буду читать в этом году.

Утренний туман рассеялся, начало припекать солнце. Пора заканчивать охоту и идти домой, пока не наступил полуденный зной. К тому же на патронташе у меня уже висело пять уток и два синекрылых чирка. Этого вполне хватит на несколько сытных обедов моему семейству, которое последнее время ворчит, что рыба приелась.

С добычей и трехстволкой за спиной я прошагал вброд по воде и грязи две сотни метров до берега озера Гэрреро. В это время года, сразу после сезона больших дождей, здесь топь чередуется с открытой водой. Через три-четыре месяца почти все высохнет, пропеченная солнцем глина потрескается и будет такой твердой, что на ней даже копыто следа не оставит. Только в самой середине на весь засушливый период сохранится непролазное болото, последнее убежище мускусных уток, арам и колпиц.

Возле берега я круто остановился. Я проходил тут всего два часа назад, от силы два с половиной, когда еще не рассвело. Мои следы отчетливо выделяются на глине. А поверх них отпечатки широких, почти круглых лап. Большие следы, мой кулак целиком уйдет в углубление…

Отпечатки совсем свежие. Как раз здесь я останавливался и светил фонариком вон на ту ветку ползучего кактуса, проверял, не змея ли это возвращается с болота. Тогда следов не было.

Значит, ягуар пересек мой путь на рассвете или чуть позже, не обращая внимания на выстрелы неподалеку. Шел спокойно, не толпясь. Несомненно, это старый опытный самец, хорошо изучивший человека. И сытый, судя по короткому шагу.

Сейчас его не выследишь. Будь у меня свора бесстрашных собак и конь, который не отстал бы от них в этой местности, стоило бы попытаться. Надежды на успех было бы немного, но все-таки.

Без собак шансы сокращались впятеро. Попробуй, поищи большую кошку на площади в сто квадратных километров, где за оставшиеся до вечера часы хорошо если двадцать километров одолеешь. К тому же меня ждали дома.

Я вздохнул, повернулся спиной к широким отпечаткам и направился в деревню.

На берегу моря я встретил компадре Николаса. Черное морщинистое лицо под шапкой седых курчавых волос выражало крайнюю озабоченность.

— Что случилось, компадре? — спросил я.

— Эль тигре! — ответил Николас, — Этот негодяй утащил ночью осла у Энрике. Себадо, не иначе. Теперь придется на ночь загонять скотину.

И старый негр еще больше помрачнел при мысли о том, сколько стволов черных мангров надо срубить на столбы, чтобы получился надежный загон для осла и свиней.

Когда ягуар становится «себадо», иначе говоря, начинает нападать на домашних животных, он может причинить немалый ущерб нищим неграм побережья, которые ведут неравный бой с голодом.

С того дня я, уходя в лес, не забывал зарядить пулей третий ствол: вдруг столкнусь с большой кошкой?

Через неделю мы чуть было не встретились. Я ходил к устью реки километров за десять, выбирал подходящее место для ночного лова люцианид. А когда возвращался домой, на тропу внезапно выскочила насмерть перепуганная старушка. Я узнал в ней жену пастуха, который поблизости пас скот.

— В чем дело, сеньора?

— Эль тигре! Он только что зарезал телку на краю болота. Я видела, как он уволок ее из загона в мангры. А муж пошел в деревню, в лавку, и теперь ему достанется от дона Педро, это его телка, и…

Я не стал слушать дальше причитания несчастной бабки, а свернул на тропу, ведущую в мангры; до них от лачуги пастуха было с полкилометра. На ходу перезарядил ружье. Вставил два патрона с оленьей картечью, один с оболочечной пулей. Достаточно.

Держа ружье наготове, я выглянул из кустов в двадцати пяти метрах от мангров.

Все верно, бабушка не соврала. Изрытая земля, сломанные ветки, пятна крови на почве, стволах и кустах, полоса примятой травы, уходящая к манграм.

Гибкие ветви мангров сразу сомкнулись за большой кошкой. С опушки ее не высмотришь. Но над деревьями кружили три красноголовых грифа-индейки. Они-то уж знают, где залег ягуар, во всяком случае где лежит убитая телка.

Идя против ветра, стараясь не шуметь, я обогнул заросли и сел на поваленное дерево. Теперь я просматривал сразу две стороны урочища.

Прошел час, второй. Ягуар не показывался, хотя, судя по грифам, он был там, в манграх. Идти за ним туда бессмысленно. В этой чаще видно от силы на пять метров, а ягуар не глух и не глуп. К тому же мангры занимали не меньше двух соток. Этого вполне достаточно, чтобы бесшумно ступающая кошка могла, ничуть не рискуя, сколько угодно играть в прятки с неуклюжим подслеповатым человеком. А до заката всего четверть часа. И фонарик дома.

Показались люди — пастух со своими четырьмя соседями. Сидеть в засаде теперь было бессмысленно, тем более что старики говорили очень громко. Они явно трусили.

Я вышел навстречу и попытался зажечь их планом военных действий, который тут же разработал. Я обойду мангры кругом и стану в засаду. А старики, выстроившись цепочкой с просветом в пять-шесть шагов, пусть врубаются в чащу своими рула — длинными тесаками. Шум напугает ягуара, он выскочит, и тут я возьму его на мушку.