Георг Даль - В краю мангров

Тщательно целюсь в бок позади лопатки… Выстрел!

По телу каймана пробежала дрожь, хвост вяло мотнулся, голова упала на ствол. Замер.

Держа ружье наготове, я пошел к нему. Нет, не двигается. До ствола десять метров. Десять метров по болоту. А глубина какая? И что в ней таится?

Очень кстати мне подвернулся сломанный сук. Он был гнилой, источенный термитами, но все же годился, чтобы прощупывать дно. Вперед… Ружье в одной руке, сук в другой. Прежде чем ступить, я проверял глубину. Дно твердое. Надеюсь, хвостоколы — если они здесь водятся — пропустят меня? Пираний в таком болотце быть не может.

Ну вот и добрался, и глубина всего-то по пояс. Гладколобый никак не реагировал, когда я взял его за заднюю ногу и стал пятиться к берегу. Несколько слабых рефлекторных движений, и все. Как Фред говорит:

— Одного заряда картечи в упор достаточно, чтобы убить каймана, да только до него не сразу доходит, что он убит.

До берега осталось метра два; воды по колено. Еще несколько шагов…

Я занес ногу и вдруг… удар! Будто кто-то выбил из-под меня ноги. Ружье полетело в одну сторону, палеосухус — в другую, сук — в третью, а сам я, наполовину оглушенный, оказался сидящим до подмышек в воде.

Через несколько секунд я поднялся на ноги и вышел на берег. К счастью, ружье попало на сухое место, и кайман упал достаточно близко. Отсидевшись на поваленном дереве и сообразив, что произошло, я подтащил его жердью.

Электрический угорь, только и всего. Я должен был заранее предвидеть, что могу тут на него нарваться. Но я еще не освоился в бассейне Ориноко, у меня не развилось, так сказать, чутье на электрического угря. Самые крупные угри вырабатывают ток напряжением шестьсот-семьсот вольт. В общем-то недостаточно, чтобы убить человека (хотя такие исключительные случаи бывают), но вполне хватит, чтобы оглушить в воде рыболова. А там недолго и утонуть, Угрю от этого нет никакой радости, он кормится мелкой рыбешкой.

Измерить и препарировать каймана, даже если в нем неполных полтора метра, дело кропотливое. Я поспешил вернуться в лагерь. Мы еще до темноты управились с работой и выбросили ненужные остатки рептилии в реку, ниже нашего лагеря.

Потом искупались — на порогах, при свете фонаря: все-таки спокойнее!

На следующее утро мы встали на рассвете и двинулись вдоль речушки в глубь дебрей. За водоразделом, который здесь не так уж высок, начинались притоки Ваупес, впадающей в Риу-Негру — приток Амазонки.

Забраться бы туда, да нельзя, во всяком случае в этот раз. О такой экспедиции я пока мог только мечтать. Была у меня еще одна мечта: на большой пироге спуститься по Гуаяберо в Гуавьяре, а затем по Ориноко до Атлантического океана или хотя бы до Сьюдад-Боливара (дельта Ориноко). Сказочное путешествие. Правда, это больше двух тысяч километров. И нужно разрешение властей Венесуэлы. Да и снаряжение получше того, которым я располагаю, чтобы я мог сделать что-то для науки. А только ради приключения не стоит его затевать.

Мы гребли по плесам, боролись с течением, тащили пирогу через перекаты… Так складывался наш день.

И целый день мы не видели никаких следов человеческой деятельности. Кругом были нетронутые дебри, с непугаными дикими обитателями.

Несколько обезьян саймири прервали свои прыжки с дерева на дерево и проводили нас внимательными взглядами.

Две древесные индейки, вышедшие на берег поесть мелких камешков, при виде людей не спеша отступили за ближайший куст. И почти сразу вышли опять, как только мы отъехали.

На одном плесе по грудь в воде стоял тапир. Он подпустил нас на расстояние выстрела, спокойно повернулся и по битой звериной тропе затрусил в лес.

Песок хранил следы тапиров, капибар, оленей и диких свиней. Кое-где оставили отпечатки своих лап ягуары и оцелоты.

Бакланы и белые цапли не обращали на нас внимания; с деревьев кричали туканы; парами и стаями пролетали мимо попугаи разных видов: от огромных ара до самых маленьких — зеленых.

Но когда появилась мускусная утка, я все-таки выстрелил': очень уж Энрике жаловался на голод. Зато потом я разрядил ружье и достал записную книжку. Мешочек с бораксом убрал подальше: хватит препарировать птичьи кожи. Мне было вовсе не лень, просто не хотелось без нужды убивать животных и расстреливать здешний покой.

Русло речушки становилось все уже, и все гуще лежали коряги. Местами мы с великим трудом протискивали пирогу сквозь нагромождение стволов и сучьев.

Под вечер мы остановились у широкой песчаной полосы. Дальше шел длинный порог: груды камня, обнажения коренной породы. Справа к речке подходило русло высохшего притока. А может быть, это был рукав самой речушки.

Здесь и кончилось наше путешествие. Тащить тяжелую пирогу через скалы и камни на такое расстояние двоим было не под силу. А рыбу можно было с таким же успехом ловить и тут. Вряд ли фауна выше порога сильно отличалась от той, которую мы могли найти около нашего лагеря. Итак, день-другой поработаем, и в обратный путь.

Ночью вдоль реки прошли два ягуара, перекликаясь через поток. На следующий день, когда мы коптили рыбу возле воды, из леса пришел тапир и искупался в заводи ниже порога. Чуть позже на дереве, растущем на том берегу метрах в семидесяти от нас, я приметил гарпию. Убедившись, что мы великоваты для ее аппетита, она улетела.

Клев был поразительный. Я живо наловил спиннингом рыбы на два дня; да и бидон со спиртом заполнялся быстро. После полудня я предоставил Энрике удить одному, а сам решил взглянуть на высохший рукав. Для вида захватил ружье.

В лес вела звериная тропа, которую, вероятно, протоптали тапиры. Во всяком случае, это они объели побеги на кустах возле соленого ключа, где сходились все дорожки. Откуда-то выскочил агути. Увидев меня, остановился и взъерошил волосы на спине и боках, так что сразу стал вдвое больше. И так же неожиданно бросился в чащу, издавая на ходу звук, который больше всего напоминал язвительный смех.

Прямо передо мной из ничего возникла зеленая колибри, пискнула что-то на грани слышимых звуков и пропала.

А сухое русло вело меня все дальше. На дне торчали сглаженные водой камни, поблескивали редкие лужи. На сто шагов протянулся обезвоженный засухой порог. За ним я обнаружил длинный плес, еще заполненный водой, а на берегу — каменную плиту, удобное сидение, с которого. открывался вид на три стороны. Что ж, посидим…

Через прогалину ниже плеса прошагал маленький олень. На том берегу с дерева на дерево скакали саймири. Остановились, оглядели меня и запрыгали дальше.

Стало тихо и одиноко.

Постой, как будто что-то шевелится там, в кустах? Или это просто тень от листика? Да нет же, вот опять: дернулось и замерло.

Наконец я рассмотрел: это был хвост, точнее, кончик хвоста. На другом конце его была… пума. Она сидела на опушке совсем по-кошачьи и глядела в мою сторону. Возможно, я выдал себя каким-нибудь движением, и опа решила проверить: опасен ли я, или съедобен, или ни то ни другое.