Борис Базунов - Три фута под килем

Когда Сергей кончил дело и наш катер обзавелся алой надписью вдоль борта, пришел главный боцман. Поглядел на ровный ряд букв и похвалил корабельного художника. Подошел дежурный офицер, собрались матросы, свободные от вахты. Многие знали, откуда прибыл к ним катер и его экипаж. Среди моряков нашлись вологжане и горьковчане, уральские и сибирские парни. Им не терпелось узнать, поплывем ли мы мимо их родных деревень и городов. По этому случаю кто-то из волжан угостил всех папиросами домашнего изготовления. Закурили. И заметили мы: ни один из моряков не обронил на палубу спички или пепла. Штрих, достойный внимания!

Мы и прежде примечали: в каютах и кубриках не найти пылинки. В клубе после демонстрации фильма дежурным нет нужды браться за щетки. На камбузе все сияет белизной, как в операционной. У матросов робы так чисты, будто каждый день им выдают новые. А самое большое удивление вызывало обережение палубы — той самой, по которой в день протопает несколько сот ног. На корабле создан — и, очевидно, давно — культ чистоты. Чтобы удостовериться в этом окончательно, стали допрашивать главного боцмана:

— Скажите: откуда на корабле такое повышенное внимание к чистоте? И чем это объяснить?

Иван Иванович хитро подмигнул и принялся рассказывать давние флотские были.

— Недавно книжка в руки мне попала. Историческая. Про то, как в Кронштадте флот содержали. Так, знаете, поверить трудно описаниям. Оказывается, внутри кораблей, на палубах лужи дождевой воды да грязи, плесень по бортам — это самое нормальное явление. В трюме матрос в обморок от зловония падал. Вот при таком порядке простоит корабль года два-три в гавани — и ему ремонт требуется, будто он несколько лет из плаваний не возвращался.

А какие легенды о корабельной службе ходили! Рассказывают, у многих офицеров даже собственных мундиров не было. На вахту заступали в штатской одежде. В служебном помещении надевали общий для всех мундир. Конфузы получались. Написано в книжке, например, про офицера, который ростом был мал. Надел он тот мундир, а рукава болтаются. Хоть отрезай их. И на его беду начальство осмотр делало. По уставу положено было в те времена салютовать саблей при появлении высокого чина. Да запутался в рукавах вахтенный. С тех пор и назначали на вахту офицеров сообразно мундиру.

— Выходит, не всегда флотский порядок правильный был, — заключил главный боцман и добавил: — А про «Киров» объясню по-своему так: я пришел сюда — до меня корабль в порядке держали, уйду со службы — другие будут соблюдать крейсер. Вот и вся правда. Потому что наш флотский порядок — это как пружина всей службы.

Как прекрасны мгновения подъема корабельного флага!.. Когда полотнище взлетает над головами моряков, кажется, сам крейсер салютует флоту, повторяя клятву: я в строю. Даже бывалый моряк едва сдерживает в душе волну чувств. Что ж до новичка, то он светится счастьем, как сам трепетный флаг…

— На флаг и гюйс смирно!

Лаконично и взволнованно звучит команда вахтенного офицера. И замирают вдоль бортов две шеренги матросов. Лица их торжественны и благородны.

Дежурный офицер следит за бегом секундной стрелки часов, тревожась упустить нужный миг. И вот бьют корабельные склянки. Звонкий пересчет их разбивает тишину, наполняет воздух. Точно эхо, летит встречный бой склянок с других кораблей. Звуки тают в утренней прохладе.

— Флаг и гюйс поднять!

Звучно и напористо играет горн. Все взгляды — на кормовой флагшток, по которому в такт мелодии быстро ползет бело-голубой флаг с серпом, молотом и орденом.

Почти четверть века совершается на «Кирове» этот традиционный ритуал. А для нас это было последнее утро на корабле. В последний раз мы слышали команду. В последний раз видели салют флагом. Через несколько часов мы простимся с моряками, с Кронштадтом, чтобы начать путешествие на восток. И это произойдет в тот миг, когда ударит кронштадтская пушка.

Она стоит на южной стороне Петровского парка — один из многих монументов морской славы. Вот уже более двух веков над балтийской крепостью звучат ровно в полдень мирные залпы. Им вторит бой склянок на кораблях. Пушка отсчитывает шаги истории. Она палила по возвращении русских фрегатов из кругосветных походов и морских сражений. Она гремела во славу Крузенштерна и Беллинсгаузена, Лисянского и Головнина, Лазарева и Пахтусова, Бегичева и Макарова. Мы, разумеется, не собирались приобщаться к истории, но рассудили здраво: пусть традиционный полуденный залп отсалютует и нашему плаванию.

После подъема флага на крейсере «Киров» мы зашли в штурманскую рубку. Нас встретил молодой подтянутый капитан третьего ранга В. И. Муравич. Мы попросили Владимира Ильича рассказать, как нам лучше плыть из Кронштадта в Ленинград.

— Ну, такому кораблю, как ваш «Горизонт», «Маркизова лужа» не обещает неприятных сюрпризов.

— А что такое «Маркизова лужа»?

— Да так в шутку называли прежде Финский залив. Для моряков, плававших в океанах, он действительно может показаться лужей. И в этой луже нет ничего проще посадить корабль на мель. Ходить по заливу всегда было трудно. Даже парусники с их скромной осадкой остерегались тут плавать.

Владимир Ильич подошел к одному из столов в штурманской рубке, накрытых, как скатертью, огромным листом карты. Бесчисленные точки, цифры, линии, пунктиры, стрелки, кружочки покрывали пестрым рисунком эту «скатерть».

В пестроте условных обозначений едва удалось найти контуры острова Котлин.

— Из Финского залива к Неве идут пять фарватеров: Морской канал, Корабельный, Галерный, Петровский и Елагинский. Одни ведут в Большую Неву, другие — в Малую или Среднюю Неву. Выбирайте любой фарватер.

О, если б пройти сразу пятью дорогами, ведущими в Ленинград! И узнать в лицо каждую из них. Увы, так не бывает.

— Во время майских или ноябрьских праздников, — заметил штурман крейсера, — корабли ходят в Ленинград по Морскому каналу. Это парадный въезд в Неву.

Что ж, судно наше невелико. По любому фарватеру пройдет. Раз существует главный фарватер, то у нас нет оснований не плыть по нему. Пусть парадный фарватер «Маркизовой лужи» поведет «Горизонт» на восток.

— Полагаю, что вы не заблудитесь в заливе, — сказал на прощание капитан третьего ранга В. И. Муравич и дал нам основные ориентиры — расположение входных буев в Морской канал — и назвал компасный курс.

В половине двенадцатого мы пришли к рубке вахтенного офицера. Два дня назад мы тут вступали на палубу «Кирова». А теперь тут простимся с кораблем и его экипажем.

Импровизированным торжеством проводов руководил главный боцман. Иван Иванович Кошель делал это непринужденно и с юмором. Будто каждую неделю ему приходилось провожать путешественников.