Борис Базунов - Три фута под килем

Жаль было уезжать из мест, над которыми день и ночь стоит гул моторов и полыхают зарницы электрических пожаров. Мы только-только раскусили суть грандиозного замысла переделки природы, увидев, как запросто сдвигают люди земляные холмы, прорывают каналы среди топей и болот, переливают воды озера в Вытегру. Темпы стройки, поражающие масштабы ее, армада техники и, конечно, люди, что ведут решительное наступление на природу, — все это не могло не полюбиться. Хотелось продолжить путешествие по сухопутью дальше — к водоразделу, где другая строительная армия ведет нелегкий и напряженный бой за Волго-Балт.

В сущности не представляло большой сложности пройти или проехать на вездеходе по будущей трассе канала. Каких-нибудь полдня достаточно, чтобы добраться от Вытегры до Ковжи, которая течет с водораздельного гребня в обратную сторону от своей соседки. Но мы решили продолжить путешествие по старой водной дороге. И не потому, что была нам так мила «Мариинка». Пока только по прежней системе можно плыть к водоразделу, а оттуда дальше — к Волге. Кроме того, плавание по древней водной дороге обещало много интересного. «Мариинка» доживала свой век. Нынешняя навигация для нее последняя. Следующим летом тут не пройти. Может быть, мы будем последними, кто пропутешествует по старой системе и увидит ее хлопотную работу.

Словом, мы вернулись с Пахомовского гидроузла к старому шлюзу № 10. Там на спокойной воде нас — поджидал «Горизонт». За несколько дней мы успели соскучиться по нему. Как было б здорово, если наш катер умел «ходить» по суше. Тогда бы не пришлось нам расставаться с ним. И на воде, и на берегу служил бы домом и походной лабораторией. Увы, такая амфибия существует лишь в воображении путешественников и изыскателей.

Итак, мы начали марш по Мариинской системе. Начали только теперь. Ведь до этого мы плыли по готовому участку Волго-Балта. Карта подсказывала, что до водораздела всего 36 километров. Зато шлюзов здесь порядочно — двадцать! Выходит, почта через каждые два километра придется шлюзоваться. Вот так лестница!

Первым маршем этой лестницы для нас был тот, который вытегорцы называют Марковским. У старого шлюза № 10 отчетливо просматривалась именно «лестница», которую на шлюзовских каналах можно лишь воображать, но не видеть, поскольку шлюзовые камеры отодвинуты друг от друга на большие расстояния. Серия марковских шлюзиков так поставлена, что на глаз определишь, насколько один выше другого.

Из одного микромира (тут масштабы против волгобалтийских уменьшены во много раз) попадаешь в другой. Очередной участок шлюзовского пути — тот самый Девятинский перекоп. Но здесь уж забываешь про шлюзы с теми же щелеватыми воротами И ветхими бревнами, схваченными скобами, с достопамятными воротами, забываешь про невероятно узкий канал… Все это уступает место сильному впечатлению от природы, которая позволила себе тут вволю пофантазировать.

От удивления мы привстали со своих сидений, когда вдруг увидели впереди ущелье с известняковыми осыпями на крутых лесистых склонах. Из ущелья сливалась вода, шумная и стремительная, как горный поток. Нет, не по природному руслу идет он сверху. Направил его человек, разрубивший меловую белую гору надвое.

Но самая захватывающая панорама открывается не с борта катера, а с вершины прибрежной горы. На просторы прионежские — изумрудные леса, голубые чаши озер, хмурые возвышенности, нити рек из чистого серебра — глядится свободно. Говорят, с вершины искусственного ущелья можно увидеть при восходе Онежское озеро. Так ли? Судить не станем. Горячая полуденная дымка завесила от нас северный край неба.

Хорош знаменитей перекоп, сооруженный на исходе прошлого века. Ну что ж, инженерная мысль тут действительно достигла вершин высокого искусства. Достойны похвалы и строители, осуществившие смелый замысел спрямления Вытегры. Степы перекопа достигают в иных местах сорока метров. И щель пробита в твердых породах. Но это история перекопа. А каково его будущее? Новый канал оставит его в стороне. Однако чудесное место не утратит своей прелести, поскольку воды одной из речушек пустят по рукодельному ущелью.

Девятинский перекоп настолько очаровал нас, что захотелось узнать, откуда у него такое имя. Тем более что в названии угадывалось слово «девять». Один шлюзовщик не совсем научно, но весьма убедительно растолковал нам следующее:

— Когда проходили шлюзы святой Борис и святой Павел — это по-теперошнему счету двадцать первый и двадцать второй будут, — на левой руке при взгорье Девятины были. Так? Вот, значит, по деревне и перекопу название дали.

— А откуда у деревни имя такое? — допытывались мы.

— В старину, говорят, одна крестьянка три раза родила по три сына. С тех пор и величают Девятины деревней девяти сыновей. Даже церковь там поставили девятиглавую.

В верхнем течении характер Вытегры уж не тот, что прежде. Бежит поток, волнуется, реже встречая искусственные преграды. Будто радуется вольному течению. Берега схожи с вологодским кружевом в легких задумчивых линиях. А особую красу различаешь, когда лес подступит к самой воде. За придвинувшейся чащей угадываются щедрые лесом дебри. Сойдешь на берег — и попадешь в глушь без наезженных дорог.

Но вот торжественное безмятежье берегов нарушает паровозный гудок. От самого Ленинграда не слышали такого гудка. Его нетрудно спутать с сигналом теплохода. Откуда же в здешних местах паровоз? Ведь железная дорога проходит от «Мариинки» в доброй сотне километров.

Об этом полюбопытствовали мы, пристав к Белоручейской пристани. И стало ясно нам, откуда прикатил в эти бездорожные места локомотив. Несет он службу, оказывается, в местном леспромхозе — таскает бревна по узкоколейной ветке из недр таежных к Вытегре. Днем и ночью пыхтит этот паровоз на единственной в этом краю железной дороге. Составы свежерубленого леса доставляет на нижний склад леспромхоза. Там бревна, или хлысты, как профессионально выражаются лесорубы, ложатся на цепной конвейер, который сбрасывает их в воду. А в гавани склада сплачивают лес или грузят сразу на суда.

Белоручейский нижний склад — это Игарка в миниатюре. Те же баржи, по «макушку» загруженные бревнами, досками или поленьями. Те же ленты плотов, протянувшиеся вдоль берега. Тот же неистребимый и хмельной запах смоляного ствола. Те же штабеля бревен, что ждут водяных возчиков. Те же краны, готовые поднять нелегкую ношу. Те же солидные буксиры под парами. Они, эти буксиры, неторопливы потому, что им предстоит далеко тащить плоты и баржи. Может, на Онегу, а может, в Череповец. Словом, все тут как в настоящем порту, откуда дерево начинает путешествие к столяру и строителю, шахтеру и бумажнику. Только масштабы, конечно, не те. Впрочем, люди, которые берут лес у прозрачного Белого ручья, уверены, что их леспромхоз только набирает силы.