И Кучумов - Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века

Предприятие моего хозяина. – Посещение рыбных промыслов. – У калмыков. – История этой народности.

Для Сапожникоффа характерно непринужденное обхождение со своими партнерами: он принимал их в своей гостиной, болтал и курил с ними, а они вели себя с ним на равных. Фактический хозяин Астрахани обладает невероятными способностями. В свои тридцать лет он возглавляет огромную компанию, свободно владеет русским, французским, немецким, итальянским, английским, а также персидским и другими восточными языками, может общаться с рыбаками по-калмыцки, является автором нескольких ценнейших трудов по истории и археологии России [443]. Это человек исключительной честности, прямоты и решительности, за что пользуется уважением у астраханцев. Во время большого паводка весной 1856 г., грозившего величайшими бедствиями этому городу, он фактически его, предприняв за свой счет ряд быстрых и решительных мер – в частности, построил больницу, аптеку и школы. Его жена служит ему верным помощником в добрых делах.

Во время нашего пребывания в Астрахани Сапожникофф отмечал свои именины. Согласно обычаю, он пригласил на обед всех, кого смог. Двор заполнили до полусотни экипажей его друзей. В два часа дня за стол сели три десятка человек, причем леди (их, кстати, было немного) устроились в его конце.

После пира Сапожникофф повез меня на загородный пикник. Мы ехали в дрожках, запряженных тройкой, которая состояла из чистокровного русского рысака в центре, одной чистокровной английской лошади, а породу третьей я не знал. Такой скорости езды, смелости и мастерства возницы, мир, вероятно, не видел со времен Олимпийских игр. Эта поездка совершенно отличалось от того, как мы ехали три тысячи верст на русских курьерских лошадях по шоссе или на диких башкирских упряжках по степи.

Способ запряжки тройки в России исключительно колоритный, но вполне обычный. Коренника ставят между оглоблями, дугообразное ярмо располагают почти в двух футах над его шеей, к нему обычно прицепляют колокольчик, который весело звенит при каждом шаге лошади. Пристяжных крепят гужами и вагами, у этих лошадей отсутствуют хомуты, и ни у кого в тройке нет шор. У возницы имеется пара поводьев, одно из которых крепится к левой узде коренника и левой пристяжной лошади, а другое – к правой узде коренника и правому пристяжному, поэтому, когда он их натягивает, головы пристяжных поворачиваются наружу. К тому же русские погонщики, как мне показалось, обычно держат поводья натянутыми, поэтому головы присяжных всегда несколько повернуты наружу. Великолепным лошадям моего хозяина не терпелось пуститься в путь: как только их подогнали к крыльцу, мы быстро запрыгнули в дрожки, иначе подачу тройки пришлось бы повторить. Появления этой упряжки в Астрахани всегда ждут, и когда становится известным время ее старта, посмотреть на это собирается толпа. На максимальной скорости – а коренник всегда бежит рысью – эта тройка преодолевает за час почти двадцать пять верст. Я полагаю, что временами мы мчались примерно с такой скоростью.

Несмотря на наличие нескольких столов с выпивкой, пикник был так себе: солдаты травили байки и много пили, простой же люд употреблял спиртное умеренно, поскольку гражданская служба в России не столь почетна, как военная.

Затем мы провели день в одном из рыболовных хозяйств мистера Сапожникоффа, расположенном примерно в двадцати пяти-тридцати верстах ниже Астрахани на одном из небольших протоков Волги. Выехав в девять часов утра, мы отправились на пристань, где нас ожидали лодка и дюжина гребцов-калмыков в красных куртках, свободных синих штанах, поверх которых, как обычно, были натянуты большие сапоги, черных бархатных шапочках с желтыми матерчатыми макушками и черными кисточками.

Пока на борт загружали огромный запас провизии, мы посетили владельца пристани в его уютном деревянном домике, но, поскольку ранее позавтракали, отказались по принятому здесь обычаю выпить у него либо большой стакан горячего чая, либо внушительную дозу крепчайшего спиртного напитка. Услышав крики «Готово!», все стали кланяться и креститься перед образом в углу комнаты, молясь за удачную экспедицию, а затем пошли к воде, но в последний момент двое калмыков бросились на берег за какой-то забытой вещью. Вскоре еще один-два калмыка кинулись за ними, чтобы помочь им сесть в лодку или просто по причине всеобщего возбуждения. Рядом на дощатом причале несколько женщин стирали белье, но, к чести калмыков, они не столкнули мешавшую им женщину в воду, а сами спрыгнули в нее.

Через несколько минут вся наша компания, закутавшись в шубы, т. е. большой меховой плащ, лежала на груде подушек под навесом, с которого, раскачиваясь вместе с лодкой, свисал крошечный образок. Нас подхватил попутный ветер, и мы понеслись вниз по течению со скоростью 15 верст/час. Вскоре гребцы вынули весла из воды и, выкурив свои трубки, одни легли спать, а другие начали травить всякие байки. Мы плыли мимо причалов и причудливых барж с высокими носами и кормами, смотревшими на нас своими нарисованными глазами, мимо порта и парохода, стоящего на якоре, вдоль низкого ровного берега, и через пару часов прибыли на место. Наша лодка пришвартовалась у лестницы, ведущей к большому деревянному дому, где нас ждал обед. Этот одноэтажный особняк состоял из нескольких комнат, а кухня и вспомогательные помещения располагались в его задней части. Первоначально здание построили для приема императора Александра I, который давно намеревался посетить Астрахань [444], и, помимо прочего, осмотреть здешние рыбные промыслы. Однако этот визит не состоялся, хотя астраханцы очень его желали – я думаю, они надеялись, что приезд государя вернет их городу былую славу.

Рыбные промыслы Нижнего Поволжья и Западного Прикаспия в основном принадлежат казне и арендуются у нее частными лицами, крупнейшим из которых является мистер Сапожникофф. Главными объектами промысла являются белуга (большой осетр), осетр обыкновенный, севрюга, кумжа, сом, карп и тюлень. За исключением тюленя, на которого охотятся, когда захотят, рыбу ловят трижды в год: в первый раз – с начала зимы до паводка, т. е. с марта по май, потом – когда вода спадет и рыба уходит с нереста в море, т. е. примерно в июле, а в третий раз – с сентября по ноябрь, когда она прячется в глубоких местах.

Хозяйство [445], в котором мы побывали, называется Учуги [446], и находится оно на одном из небольших протоков [447]. Поперек реки установлен частокол, а чуть ниже по течению на поплавках плавает множество лесок с крючками и наживкой. По сигналу люди бросаются с берега в лодки, на каждой из которых мужчина сидит один, либо с мальчиком, и через минуту они уже снимают с крючков улов. Одну его часть помещают в заводь, откуда рыбу вынимают по мере необходимости, другую относят к деревянному зданию недалеко от реки, где рыб разделывают, вынимают из них молоки, которые, промыв водой и поместив в мешки, превращают в икру, воздушные пузыри пускают на желатин, а остальное бросают в чаны с солью. Соленая рыба – существенная статья дохода, однако зимой лучшие экземпляры выловленных рыб сразу замораживают и отправляют в Москву, Петербург и в другие места. Холодная белуга на завтрак – это, конечно, самый большой деликатес, который мне когда-либо приходилось пробовать. В отличие от красной черноморской и азовской, черная каспийская икра пользуется большим спросом: если цена первых составляет за пуд от 80 коп. до 1 руб. 71 коп., то добываемой на Каспии – от 8 до 11 руб. 86 коп. (примерно 36 английских фунтов стерлингов). В небольшом количестве икру заготавливают также в Прибалтике.