Федор Талызин - Под солнцем Мексики

Покинув мрачные казематы Улуа, мы облегченно вздыхаем. Светит солнце, в гуще деревьев щебечут птицы. На скамье около детских колясок сидят старушки. Подросток несет на голове корзину с фруктами.

— Улуа — это чудовищно! — как бы отвечает на мои мысли Франко.

Возвращаемся в центр Веракруса. Под тенью акаций раздаются мелодичные звуки маримбы. Из окон собора слышится церковное пение. Навстречу нам бежит стайка подростков с ящичками для чистки обуви…

На берегу залива замечаю ресторан для рыбаков. В нем меньше света, но зато просторно. Где же посетители? А вот и они. Рыбаки несут из лодок корзины с живыми креветками, трепещущую рыбу. От их одежды пахнет просмоленными канатами и рыбьим жиром.

Помыв наскоро руки, рыбаки садятся за столы. Возле печей хлопочут стряпухи. Они озабочены, спешат и поэтому бранятся. Шутка ли — накормить сразу три десятка проголодавшихся моряков после ночевки в океане.

Стены тут из небеленого камня. На скамьях вдоль стен сидят люди в комбинезонах, рубахах апаш и в полосатых тельняшках. Здесь весело, все друг друга знают, слышен смех, шутки. Появляются сковороды с рыбой. К ним поданы помидоры, лук, перец, апельсины и кокосовые орехи. На блюдах тамалес — кукурузные листья с начинкой из теста, сваренные на пару. Рыбаки принимаются за еду. Тут так пахнет жареным луком, рыбой, апельсинами и еще чем-то невыносимо аппетитным, что я завидую их простой пище. Седой негр играет палочкой на стеклянных стаканах. В перевернутую шляпу летят кинутые на ходу медяки.

Покидаю ресторан и иду вдоль пирса.

Передо мной открытые двери другого, более фешенебельного ресторана. Его стены покрашены в ярко-голубой цвет. Здесь весело и шумно. Пробираюсь между столами через загороженные стульями узкие проходы к свободному столику. В ресторане таинственная полутьма, освещение свечное, и поэтому тени от фигур людей пляшут на стенах, потолке, на раскрашенном распятье, стоящем в углу зала. В воздухе стоит сизый туман от табачного дыма, пахнет рыбой, вареными креветками.

В тесном, переполненном ночном ресторане все же нашлось место и для группы музыкантов и певцов — марьячис. При первых же аккордах публика не выдерживает, раздвигает столы и становится вокруг своих любимцев. Четверо гитаристов под аккомпанемент домры и бубна играют веселую плясовую. Две девушки с гладко зачесанными назад волосами, собранными в пучок, кружатся в такт музыке. Их кофточки ярки, развевающиеся юбки колеблют пламя свечей, в руках танцовщиц стрекочут кастаньеты. В танец включаются два кавалера. Широкополые сомбреро, энергичные лица, белые зубы, усики тонкой полоской — все подчеркивает их красоту.

Красота движений в такт музыке, молодость и задор танцующих передаются окружающим. Они что-то кричат, смеются, хлопают в ладоши. Замечаю, что и сам отбиваю такт ногой и вместе со всеми рукоплещу. Я оглядываюсь. Хозяин ресторана, сняв ножницами нагар со свечей и испачкав стеарином руки, бесцеременно вытирает их о шерсть собаки, случайно подвернувшейся ему под ноги. Затем, попробовав на ноготь острие кривого ножа — мачете, срубает им наотмашь скорлупу кокосового ореха. Задыхаясь от чрезмерной полноты, хозяин таращит глаза на очередной орех, решая, как лучше, размахнувшись, отсечь скорлупу, чтобы обнажить мякоть. Засучив повыше рукава, он сильно бьет мачете по скорлупе. Еще удар — орех готов к подаче. Подоспевший официант протыкает острием ножа нежную ткань мякоти и вставляет в нее бумажную трубочку. Мои соседи начинают тянуть из ореха сок.

Даю знак хозяину. Тот ответно подмигивает. Кокосовый орех передо мной. Сок чуть вяжущ, приятен, утоляет жажду, а главное — стерилен.

За соседним столом сидит дородный сеньор в окружении целой батареи распитых бутылок. В углу его рта сигара, усы полоской до середины щек, брови, как у совы. Таким с детства я представлял себе пирата. Кто он: мукомол, сахарозаводчик или плантатор?

Наутро я снова в кругу друзей. Они отлично выспались и готовы сопровождать меня к болотам Папалоапан.

В долину этой реки еще с 1947 года переселилось много крестьян. Они приехали из центральных районов в поисках счастья. Здесь каждая семья получила в рассрочку дом и десять гектаров земли. Однако из-за нехватки средств для приобретения сельскохозяйственных машин семья крестьянина в состоянии освоить на протяжении года лишь два — четыре гектара. Отсюда мизерные заработки. Приходится брать краткосрочный кредит. Его охотно открывают под огромные проценты ростовщики. Это сахарозаводчики, владельцы плантаций, беспощадно требовательные в погашении кредита. Не сводя концы с концами, многие неудачники забивают жилье досками и, погрузив скарб в лодки, бросают участки, направляясь на поиски счастья куда-нибудь в другое место.

Среди жителей сел встречаются негритянские семьи. Об африканском происхождении многих жителей штата Веракрус свидетельствуют пухлые губы, широкий нос, вьющиеся волосы. Их предки были привезены в Мексику еще в XVI–XVII веках. На рабовладельческих галерах людей доставляли из Африки закованными в кандалы. Нещадная эксплуатация, жестокое обращение испанских колонизаторов свело многих из них в могилу. Тысячи негров погибли здесь от малярии.

По проселочной дороге добираемся на машине в рыбацкий поселок. Возле самой воды на небольших сваях стоят крытые соломой бунгало — домики с верандами. К крыше приставлены весла. На берегу вдоль заборов сушатся сети, невода.

В бревенчатых домах — убогая мебель, деревянные столы, табуреты, кровати. Одежда развешана на стенах. Громоздкие сундуки обиты жестью. На шесте подвешена зыбка. Стоят круглые черпаки для рыбы.

Комарам — переносчикам малярии — здесь раздолье, и вывести их трудно. Но все же настойчивое уничтожение анофелеса в жилых помещениях сильно сократило число кровососов. Здесь придается большое значение быстрому выявлению больных малярией. В целях профилактики рыбаки пользуются солью с добавленным в нее препаратом, убивающим возбудителей малярии. Он безвреден для здоровья человека. Я попробовал соль на язык и не обнаружил какого-либо привкуса.

Наши выезды в глухие, сильно заболоченные места радуют нас отсутствием больных малярией.

Я прошу разрешения у хозяйки осмотреть чулан, амбар, чтобы поискать в них анофелесов.

С фонариком в руке, путаясь в сетях, пробираюсь в углы, которые обычно служат комарам излюбленным местом обитания, и возвращаюсь ни с чем.

Хозяин усаживает гостей за стол и угощает жареными устрицами.

— Устрицы, и жареные? — удивляюсь я. — Впервые слышу. В Париже я ел их живыми.

— Во-первых, здесь не Париж, — отвечает доктор Франко, — во-вторых, рыбаки без совета врачей пришли сами к разумному решению. Дело в том, что живых устриц есть в этих местах опасно. В некоторые сезоны года моллюски начинают болеть. В печени их появляются токсины. Они покрываются хрупкой раковиной, от устриц неприятно пахнет. Вероятно, моллюски заражаются патогенными для них и человека бактериями. Если содержать устриц в воде, загрязненной бактериями брюшного тифа, они заболевают и гибнут. Даже употребление здоровых на вид моллюсков иногда вызывает крапивницу, рвоту, расстройство кишечника. Жареные устрицы устраняют случайные заболевания, вкусны, питательны. В их теле есть легко усваиваемый гликоген, белки, углеводы, витамины В и С. Недаром устриц называют «фруктами моря».