Виктория Прессман - Правда о маяках. Возвращение императора

Дух Святой снизошел – это об откровении или о покаянии? И мы опять становимся самими собой. Человек золотой рассвет, человек монастыря, человек ни свет ни заря. И всегда трудно. Для тех, кто соприкоснулся когда-то с бездной легко не будет никогда. Идеже преизобилует благодать, преизобилует в противовес зависть, злоба. Вечер водворится плач, а заутра радость.

И вот теперь после обретения своего московского дома, впервые за три месяца я покидаю окольцованный город. В Печорах все тот же старый сад с тайной тропкой в колыбель богов, все то же печорское небо в звездах, пещера мертвеца, огонь в печке. В тишине внутренней кельи можно продолжать свою невидимую работу по созиданию вечного человека. За несколько дней я возрождаюсь духовно, омываюсь и вхожу во врата спасения. И Христос смотрит на меня как раньше любящим взглядом, и Богородица окутывает омофором материнской любви и тепла, и любимые святые и Прп. Васса Псково-Печерская – первая насельница мужского монастыря. Все иконы возвращаются домой.

Я уже как-то пыталась вернуться домой, в Москву. Пару лет назад между сменой жильцов я приезжала, но максимум на месяц. Видимо, не все было пройдено до конца и мне еще нельзя было вернуться. И мне казалось тогда, что я вернулась в пустоту, в одиночество, в чье-то непрощение, в незавершенность. В груди все еще зияла брешь. И тогда в Москве бушевал ураган, и до сих пор ровно напротив моего балкона сломанное дерево, стоит как напоминание об ураганах и не-возвращениях. Но тогда так сильно ослепительно светились иконы, теперь они больше так не светятся. Они просто есть. И я всегда отчасти там, в этом измерении. Нет больше такого контраста тьмы и света. Тогда было лето, лик архангела Гавриила в день Гаврилы летнего светился небесным светом… Обычно в этот день на Руси гремели грозы, первый сноп, как благословение небес, хранился весь последующий год. Им кормили больную скотину и благословляли урожай. Первая жатва. В Москве стояли жаркие дни вперемешку с дождями, пахло даже морем, казалось, что оно где-то рядом. Когда-то ангел научил человека изгнанного из Рая возделывать землю. И тогда в то лето я сдружилась с большим дубом, с которым продолжаю дружить до сих пор. Тогда, находясь в добровольном изгнании мне думалось, что может я в раю? Так иногда все светилось… В это измерение яркого света с иконами и райскими птицами, с ангельским блистанием, заглядывали иногда другие изгнанники и вечные должники, Агасферы, бродяги поневоле…

Теперь я в принудительной неподвижности. Режим самоизоляции. Меня не выпускают из города. А я и не рвусь никуда. Я есть сейчас и скоро Пасха. И было Благовещение и следующий день архангела Гавриила, он изображен на иконах с райской ветвью в руках, иногда с фонарем и зеркалом. Маленькая икона Благовещения нашлась в моем шкафу. Я получила ее в подарок в Назарете, в церкви Благовещения, где пел православный арабский мужской хор.

И теперь, наверное, я раскрылась в полноту бытия, когда горизонталь земного, человеческого, личного, приправленная самоуважением и свободой пересекаются с вертикалью Божьего, горнего, всегдашнего и нового, потерянного и обретенного Рая.

Куда дальше, куда теперь? До 1 мая все страны закрыты на карантин. Коронавирус, моровое поветрие. Я без работы. Трачу кредит. Долг мой растет. Немного висит над головой тучка беспокойства, мысли о том, что кредит надо отдавать. Нужны заработки. Нужна хоть какая-то стабильность.

На обратном пути из Пскова в Москву дополнительный дешевый поезд ехал через Великие Луки. До Лук мы были одни в вагоне с одной милой молодой дамой, и сразу нашли общий язык. Все было просто и понятно, и хорошо. Разговорившись, оказалось, что мы еще и живем неподалеку. Я стала рассказывать о своем любимом дубе в заказнике «Сетунь» и об источниках. (Я где-то прочитала, что комбинация дуба и святого источника часто встречается в исторических летописях друидов, древних кельтов). «Два родника. Один облагороженный, другой дикий.» Самое удивительное, оказалось, что заказник простирается и по одну, и по другую сторону аминьевского шоссе. И с каждой стороны по два родника. «Один облагороженный, другой дикий». В Крылатском такая же картина с родниками. Парк Сетунь раскинулся в долине одноименной реки, которая течет далеко на запад и восток. Когда-то в реке этой водились бобры. Кроме того, что мы жили неподалеку друг от друга с попутчицей, у нас был еще целый ряд общностей. Безработица, долги, мысли о переезде и продаже квартиры. Мы обе владели 1 комнатными квартирами примерно одной стоимости. Но мои долги были поменьше, хоть и росли день ото дня. Мама Юли, так звали попутчицу и новую знакомую и соседку, переехала во Псков, а я часто ездила в Печоры псковские, ставшие моей духовной родиной. Я всегда подумывала о том, чтобы осесть там навсегда, писать книги, заниматься рукоделием, молитвой. Приезжать надолго к дяде был больше не вариант, мы не общались и хотя у меня все еще были ключи, я чувствовала себя нехорошо от мысли о незаконном вторжении на чужую территорию. Пусть даже эта территория была мной воскрешена и очищена, я не была владельцем. Мне нужно было что-то свое. В Луках как обычно в вагон набилось много народу. И будто и не бушевала в мире никакая пандемия. Бабушки ехали в санаторий, кто-то транзитом через Москву и на юг.

На дворе к кризису и обвалу рубля добавились суровые меры по пресечению распространения коронавируса. Количество пострадавших по всему миру не было таким уж большим, даже скорее ничтожным и реакция СМИ и политиков и государств на происходящее была просто чудовищно несоразмерной реальному положению вещей. Все было закрыто, города опустели. Магазины, рестораны, предприятия оказались на грани банкротств, людей поувольняли или посадили на удаленку, эти меры, а не коронавирус сам по себе наносили огромный ущерб жизням людей и экономике государства. Такая накрученная паника была причиной разбитых судеб, невыплаченных долгов, будущее было туманным и неясным. Ясным было только одно – мир никогда больше не будет прежним. И на фоне всего этого светило солнце с резким переходом с ночного мороза к нагревающемуся дню. Холодное утро и зябкий вечер. Мы гуляли с новой знакомой на ее стороне заказника. Заказник там казался больше похожим на лес, ландшафт был более интересным, гористым, мостики соединяли берега речушки Сетунь. Вода в источнике была солоноватой на вкус. Еще на пике этого массового помешательства и вирусной информационной атаки я стала снова владеть черно белыми клавишами. Мои руки стали меня слушаться. И пусть весь мир катится в тартарары, я буду играть свою музыку.

Заговоренная ветрами, песками, лесами, вопиющей зеленью вечной весны, чьей-то любовью, проклятая, простившая, отпустившая, заговоренная прощением и благодарностью, убаюканная дубами, музыкой сфер, вошедшая 2 раза в одну реку, я вернулась с конца земли. «От конец земли к Тебе воззвах». И сила в слабости, и победа в любви и фортуна в благодарности. И зелень, море зелени смывает время.