Владимир Репин - Отблески таёжного костра

Не доходя до солонца метров двести, шедший впереди егерь остановился.

– Падалью откуда-то несет, – пояснил он причину остановки подошедшему Петровичу. Очередной порыв ветра принес тошнотворную волну разлагающейся плоти. Пройдя по ветру метров семьдесят, на зверовой тропе, ведущей к солонцу, увидели труп маралухи, шею которой перехватывал стальной тросик.

– Едриттвою в кандибобер! – выругался Петрович. – Ты посмотри, что творят ироды! Сгубили матку ни за понюх табаку. В свое время и я бил зверя на осеннем промысле ради пропитания. Пантачей бил на солонцах, но ведь то другое: панты, мясо – все в дело. А эти петли ставят весной, да еще гноят зверя.

– На прошедшей неделе, – стал рассказывать Александр, – выезжал я с милицией на место происшествия. На речной косе, кто-то убил лося. Забрали только рога, да заднюю ногу. Остальную тушу бросили воронам.

– Куда катимся, Александр? – горестно вздохнул Петрович. На солонце их ждал еще один неприятный сюрприз. За поваленным стволом дерева кем-то была установлена ловушка-«тарелка», на острых краях которой висел лоскут кожи с белыми волосами.

– Александр, а тут побывал наш с тобой знакомый – белый марал. Удалось ему вырваться из ловушки, сук помог, – говорил Петрович, внимательно осматривая место трагедии. Сук от березы упал на «тарелку» раньше, а уж потом в нее наступил Белый. Вот поэтому она и не захватила ногу полностью. – Где он теперь, один, без матери, да еще покалеченный, – задумчиво добавил он.

Между тем Белый был намного ближе, чем люди могли предположить – на соседнем взлобке хребта. Он даже слышал их голоса. Страх гнал его прочь от людей. Он помнил этот страх со дня своего рождения. Но он оставался на месте, так как не знал, куда уходить. Мать всегда и везде была впереди, а он просто следовал за ней. Теперь матери не было. Два дня назад ранним вечером в очередной раз она повела его на солонец – утолить непреодолимый солевой голод. Шли хорошо знакомой тропой – здесь они проходили уже ни один раз, опасности не было. У нагнутой березы, почувствовав что-то, мать рванулась вперед, и в этот момент металлический трос врезался в живую плоть. Обезумев от боли и страха, она рванулась еще и еще раз, все туже затягивая петлю на своей шее. Выкатив из орбиты наполненные ужасом глаза и задушено хрипя, упала на колени, потом завалилась на бок. Конвульсивно забила ногами, потом затихла, вытянувшись в длину.

Отскочив в сторону, Белый с недоумением смотрел на мать, не понимая, что происходит. Постояв так какое-то время, лег рядом, как делал это всегда. Пролежав до рассвета, поднялся на ноги. Подошло время утренней кормежки. Неодолимо тянуло к соли. Подойдя к матери, которая все также лежала неподвижно, он уловил странный, чужой запах. Постояв в нерешительности, направился к солонцу. Опустившись на колени, стал с жадностью лизать просоленную глину. Утолив первый голод, стал переходить от лунки к лунке, отыскивая, где больше соли. Перешагнув через упавшее дерево, лежащее поперек солонца, почувствовал, как что-то острое, словно зубы какого-то хищника, сомкнулись на

правой ноге. Резко дернув ногой, ощутил жгучую боль. Отбежав от солонца на соседний взлобок, остановился, подняв кровоточащую ногу, не зная, куда идти.

Прошло еще два года. Очередная осень одела тайгу в праздничный цветной наряд. Со склонов гор тут и там доносился трубный рев маралов. Подошел брачный сезон. Самцы мерялись силой в жестких, но честных поединках, отстаивая право сильного – продолжить род благородных оленей.

Забрызганный грязью «уазик» остановился возле дома, во дворе которого хозяин что-то мастерил.

– Петрович! – окликнул мужчину водитель «уазика». – В рейд собираюсь. Гон у маралов начался. Надо бы попугать браконьеров. Поедешь со мной? Заодно послушаем, как поют.

Петрович, воткнув топор в чурку, подошел к палисаднику.

– Здорово, Александр! В рейд говоришь? Ну что ж, дело хорошее. А куда думаешь?

– На Скалистый, в район старой гари. Там в прошлом, да и в этом уже году, местные видели белого марала. Нашего с тобой крестника. А еще кто-то слух пустил, что, если добыть белого марала, то фартить будет всегда и во всем. Думаю, потянутся в тот район браконьеры.

Утренняя заря окрасила краешек небосвода. Хрустела под ногами пожухлая, прихваченная заморозком трава. Петрович с Александром, поднявшись на боковой отрог Скалистого, присели под кедром. Достав бинокль, егерь стал осматривать склоны хребта. Из глубины пади до слуха донесся трубный рев марала. А спустя пару минут из-за скалистого гребня на вершине хребта полилась чистая, ответная песня. Александр переводил бинокль с одного места на другое, пытаясь увидеть зверей.

– Слышишь, Петрович, поют, – обратился он к напарнику.

Петрович сидел, отрешенно устремив взгляд вдаль.

– Красота-то какая, а, Сашок, – как бы не слыша егеря, произнес он. Всю жизнь бы так сидел и слушал.

– Петрович, смотри, – торопливо передавая бинокль, сказал Александр. – Чуть ниже основного гребня, на скалистом прилавке – Белый.

Даже невооруженным взглядом было видно, как из боковой разложины на скалистый козырек выбежал марал. Застыл, словно мраморное изваяние. А через минуту над горами, тайгой полилась его мощная красивая песня. Не успело стихнуть разбуженное песней эхо, как из кромки пихтача, подступающего к скалистому прилавку, прогремел выстрел. Марал, словно подкошенный, рухнул вниз. Все произошедшее было так неожиданно, что Петрович с Александром какое-то время сидели, как оглушенные.

– Саша, ты по хребту, а я снизу – брать будем, – крикнул на ходу Петрович.

Как ни торопился Петрович, но к месту события он поспел последним. Еще не доходя до скалистого прилавка, увидел егеря и незнакомого мужчину в добротном камуфляже с дорогим карабином за спиной. Мужчина на повышенных тонах разговаривал с Александром:

– Ты что мне шьешь, начальник? Какое браконьерство? На карабин у меня – разрешение. А в тайгу пошел рябчиков пострелять. Путевка имеется. Рог марала? Так марал его сам потерял, когда дрался с другим. – Криво ухмыльнувшись, добавил: – Хочешь, возьми на память. – Резко повернувшись и даже не взглянув на подошедшего Петровича, он зашагал вниз.

Петрович вопросительно посмотрел на Александра.

– Уткин это, – отвечая на немой вопрос напарника, сказал егерь. – Из новых русских. Жил здесь когда-то. Теперь городской. Магазины, заправки ну и т. д. В общем, гусь еще тот. А с выстрелом он просчитался, обвысил. Вот только Белого оставил без красоты – рог отбил, да еще, наверное, оглушил.

Между тем Белый, мотая головой с одним рогом, стоял в соседней разложине, не понимая, что с ним произошло. Еще сегодня утром, подчиняясь извечному инстинкту продолжения рода, он принял вызов от чужака, который заревел на его территории. Выскочив на скалистый карниз, он подтвердил ответным ревом готовность сразиться с соперником в честном бою. Но получил удар такой силы, что на несколько минут потерял сознание, так и не увидев противника.