Александра Першина - Есть жуков и причинять добро

– Ты только скажи! – впервые уловил Марс ироничные нотки.

– Так-так, я понял, нужно быть осторожней с желаниями. Так что пользуйся преимуществами, будь осторожна, но с этой самой осторожностью впитывай и изучай. Я же чувствую в тебе эту жажду жизни, несмотря на вагон страхов и зажатость. А что касается людей: да, мы можем устанавливать зрительный контакт и заботиться друг о друге без осуждений. Но мы с тобой живем в небезопасном месте. Твои предки оказались более мнительными и осторожными и спустились, мои избрали сложный путь, требующий смелости, но и они не безупречны. Регулярно я с покорным видом выслушиваю ложь. Все всегда хорошо и солнечно, слышу я, даже когда исчезает отец и сгорают дома. Я понимаю и чувствую куда больше, чем думают взрослые, способность перенимать состояние других людей у меня с раннего детства. И становится очень больно, когда не доверяют самые близкие. Давно научился не показывать этого – пока я спокоен и миролюбив, бдительность и маскировка родителей ослабевает, и я могу узнать почти все сам, нутром. Но иногда хочется сбежать от такой искаженной, вывернутой наизнанку заботы. Кажется, многие родители решают не читать инструкцию к ребенку, надеясь, что сами разберутся, и выходит то, что выходит.

Хана молчала, обдумывая. Марс заметил, что она погрузилась в его рассказ, забыв беспокойство о безопасности, волнение отступило.

– Да, иногда любовь принимает странные формы. Наверное, любви можно учиться всю жизнь и до совершенства все равно будет далеко. До тех пор, пока она не перестанет быть эгоистичной, зацикленной, поверхностной. Больше не будет олицетворением душевных травм человека, а станет глубоким, свободным, крылатым чувством.

Тем временем поднялся ветер, и мост стали захлестывать волны. Марс заметил, как бледные кисти девочки сжались в напряженные кулаки и понял, что грандиозное обмундирование не справляется. Оценив ситуацию, мальчик понял, что ближайшим укрытием является сейчас его подземный тайник, скрывающийся в уже кромешной темноте леса. С другой стороны, находился он совсем близко, и Марс знал каждый метр на пути, всвязи с чем у него возникла идея дойти дотуда наощупь, с зажмуренными глазами. Заверив Хану, что рядом есть безопасное место, мальчик взял ее под руку и почувствовал окаменение всех мышц девочки. Та неслушающимися пальцами застегнула пару крупных пуговиц, соединив две половины капюшона на середине лица, чуть выдохнула и поковыляла, переставляя деревянные ноги и следуя за Марсом. Он же подобрал тонкую, иссохшуюся ветку дерева на подходе к сомкнувшимся темным силуэтам лесных исполинов и, закрыв глаза, сделал первый шаг. То, какой вымученный у них получился дуэт, горько позабавило Марса. Вспомнив «Битый битого везет», улыбнулся и зашагал мягко и постепенно, водя перед собой веткой во избежание столкновений. Хана ощущалась как статуя – замороженная ледяная принцесса, которую было довольно сложно вести. Так и брели они молча, сосредоточенные только на продолжении ходьбы вопреки всему.

Наконец Марс почувствовал стопами твердость под слоем дерна, отпустил Хану и нагнулся скатать верхний слой почвы в рулон и открыть люк. В эти минуты глазами мальчику служили руки, и, жадно щупая все вокруг, он спустился на пол, покрытый сеном, и зажег лампу. Только тогда он распахнул глаза, которые, привыкнув к темноте, удивленно защипали и сомкнулись в маленькие щелки. Марс велел Хане расстегнуть капюшон, чтобы не упасть и не травмироваться во время спуска в люк, и помог ей спрыгнуть.

Неопределенное время они просто сидели на ароматном сене и приходили в себя, не в состоянии ни о чем думать. Глаза их постепенно обретали нормальный размер, адаптируясь к свету. Было неимоверным облегчением оказаться в светлом, сухом, безветренном месте. Хана с любопытством стала оглядывать вокруг себя. То, что находились подростки под землей, девочка поняла сразу по стенам и запаху, который они отдавали. В одном углу теснились бутылки, ворох бумаги, маленький столик из темного дерева, напоминавший скорее поднос на низких ножках для завтрака в постели, и еще какой-то хлам. У одной из стен лежало несколько бумажных пакетов, а в диаметрально противоположном от столика и бутылок углу высился толстый слой сена, а на нем накидано несколько пестрых подушек с вышивками различных птиц. Несмотря на то, что убежище занимало не более трех-четырех квадратных метров, в нем атмосфера дома ощущалась сильнее, чем в их с мамой полноценном жилище.

– Так ты, выходит, тоже кое-что знаешь о подземной жизни! – взбудоражено прошептала Хана.

– Думаю, мы должны бежать, – без умысла проигнорировал ее реплику Марс. – Между нашими образами жизни огромная пропасть, только посмотри, а ведь города находятся на соседних берегах реки. Представь, какой она может быть в другом лесу, в другой полосе, на противоположном конце света.

Живот у Ханы свело, она подтянула колени к груди, свернувшись клубком.

– Все это звучит так многообещающе, но для меня пока и ближайший к дому километр ощущается как мир, полный опасностей с коварными чудовищами, притаившимися за каждым деревом и гигантским золотым огнедышащим драконом в небе.

Марс прекрасно понимал, о чем говорит девочка, да и со своей боязнью был в состоянии покорять планету ровно до первых сумерек в лесу. Только теперь стало очевидно, что им нужен кто-то еще. На жителей Гардасхольма рассчитывать не приходилось. Судя по тому, что они бессильно загибались от сырости, Хана была самым пытливым и живым относительно остальных горожанином. Перекинув мысленный взгляд на Тахиярви, в памяти первыми всплыли родители и Калле. Однако Эир была слаба от тоски по Ансгарду и постоянного притворства, а потому выбор пал на друга с угольными глазами.

К Калле можно прийти с чем угодно, этот человек умеет выслушать и поддержать. Однако Марс смущался в его присутствии, ибо с мужчиной суперэмпатия не работала. Если по движениям, дыханию и энергетике мальчик мог понять почти всё о человеке, а взгляд в глаза довершал картину, то при зрительном контакте с Калле он только запутывался. Мужчина был всегда спокоен, движения полны грации, маленькая фигурка передвигалась по городу уверенной скользящей походкой. А черные глаза перекрывали всё. Они преграждали путь пронырливым взглядам стеной, занавесом, не пускавшим никого дальше задорного умиротворяющего блеска на поверхности. Из-за этого, а также из-за размера глаз взгляд казался немного сумасшедшим, быстрым и проницательным, но непроницаемым.

Светло-серые глаза Ханы были освещенными магистралями к ее мыслям, освещенными словно по последнему слову техники. И ей Марс рассказал о своем друге, поеживаясь от холода. Затеплившийся где-то глубоко огонек идеи заставил мальчика энергично тереть ладонями бедра и слегка подпрыгивать на месте во время экспрессивного описания Калле. И не мог он пока понять, действительно ли желание сбежать вызвано жаждой справедливости, или все-таки это зудящая нехватка приключений. Мальчик отмахивался от внутреннего вопроса как от жужжащего комара, мол, одно другому не мешает.