Тенцинг Норгей - Тигр снегов

Первое осложнение возникло в день нашего при­бытия в Катманду и было связано с устройством шер­пов на ночевку. Нам отвели для этой цели гараж, быв­шую конюшню при британском посольстве (альпини­сты разместились в самом посольстве), и шерпам это пришлось не по душе, особенно потому, что там не было туалета. Мне трудно упрекать их за это, ведь наш народ давно уже перерос уровень «кули»; я сооб­щил о недовольстве шерпов англичанам и хотел было обратиться в гостиницу, чтобы выразить этим наш протест. Однако было уже слишком поздно, кроме того, я стремился уладить недоразумение, а не усугублять его. Поэтому я сказал шерпам:

– Это только на одну ночь. Постараемся устроиться возможно удобнее.

Носильщики еще поворчали, но согласились и ста­ли укладываться; присоединился к ним и я, хотя мне отвели отдельную комнату. Все же утром они выразили свое неудовольствие, использовав дорожку перед гаражом в качестве уборной. Служащие посоль­ства страшно рассердились и принялись ругать шер­пов, да только вряд ли кто-нибудь обратил на них внимание.

Именно тут произошло мое первое знакомство с прессой; впоследствии мне приходилось иметь с ней дело еще не раз. Я уже говорил, что часть расходов экспедиции была оплачена «Таймсом», поэтому англи­чане не разрешали давать каких-либо сведений другим газетам. Между тем слух об инциденте с гаражом быстро распространился, а поскольку я не был связан никакими соглашениями, меня немедленно окружали журналисты.

«Ничего заслуживающего внимания не произо­шло», – сказал я им. Однако не все корреспонденты добросовестны. Должен с сожалением признать, что мои слова были извращены с целью обострить отно­шения. Подобно горам, пресса может вознести челове­ка на большую высоту и сбросить его глубоко вниз. Таков один из мучительных уроков, которые мне при­шлось усвоить в связи со взятием Эвереста.

Как бы то ни было, несколько часов спустя и пресса и гараж остались позади. Мы доехали на авто­бусе до Бхадгаона, в нескольких километрах восточ­нее Катманду, – там находилось снаряжение экспе­диции. Начались обычные хлопоты: упаковка груза в тюки, распределение их между многочисленными носильщиками-непальцами и прочие дела, без которых не отправишь в путь большой караван.

Не обошлось и тут без шума. Выяснилось, что шер­пам не выдадут экспедиционной одежды и снаряжения (за исключением спальных мешков), пока караван не придет в Соло Кхумбу. Это задело их не меньше, чем происшествие с гаражом.

– Почему так? – спрашивали они. – В других экспедициях нам выдавали наши вещи сразу, мы хо­тим, чтобы так было и теперь.

Однако полковник Хант считал, что если не выда­вать вещи сейчас, то они лучше сохранятся для использования в горах. Я снова оказался между двух огней, стараясь примирить обе стороны.

– Зачем столько шума из-за пустяков? – говорил я шерпам. – Если выдадут вещи сейчас, придется самим же тащить все. А так это снаряжение несут непальские носильщики.

В конце концов мы выступили. Подобно большин­ству крупных экспедиций, мы следовали двумя отря­дами, с промежутком в один день. Я командовал первой колонной, майор Уайли – второй. Уайли был отличный человек, он свободно говорил по-непальски и очень хорошо относился к местным носильщикам. Тем не менее у нас обоих было немало хлопот, потому что плохое начало повлекло за собой непрестанные жалобы и недовольство. То одно было не так, то дру­гое. Даже из-за питания вышел спор: англичане ели в основном привезенные с собой консервированные продукты, а шерпам покупали продовольствие на месте, шерпы же считали, что должны есть то же, что англичане. В некоторых вопросах я считал шерпов правыми, в других – нет и так и говорил им. Хуже всего меня злило, когда они не высказывали ничего определенного, а только ворчали и бормотали. У меня такая натура – говорить прямо, что думаешь, и я предпочитаю, чтобы и другие так поступали.

– Ну ладно! Бросьте шуметь из-за пустяков, – говорил я им. – Нас ждет гора!

И мы шли вверх-вниз, вверх-вниз через холмы, до­лины и реки. Несмотря на все неприятности, горы, как обычно, оказывали на меня воздействие – с каждым днем я чувствовал себя лучше. Вначале я побаивался, что совершил ошибку, согласившись идти, что болезнь слишком истощила меня. Теперь же я убедился, что со здоровьем все в порядке, и поблагодарил мысленно бога. Когда я думал об Эвересте и о предстоявших нам великих днях, жалобы товарищей казались мне кудахтаньем старых кур.

Мои собственные отношения с англичанами скла­дывались вполне удовлетворительно. Правда, они не носили непринужденного, товарищеского характера, как со швейцарцами. Я не делил палатку ни с кем из англичан, как это было с Ламбером, мы не шутили и не поддразнивали друг друга. Тем не менее полковник Хант был отличный человек и превосходный руководи­тель. Хиллари, с которым я уже тогда много общался, держался спокойно и дружелюбно, да и все остальные альпинисты относились ко мне внимательно и при­ветливо.

– Ну хорошо, они не такие, как швейцарцы, – говорил я моим недовольным товарищам-шерпам. – И почему бы им быть такими же? Это другой народ. Думайте побольше о горе и поменьше о своем мелком недовольстве, и все будет в порядке.

Мы пришли в Намче Базар 25 марта. Снова самый горячий прием, песни, пляски, потоки чанга. Снова мать и другие родные пришли из Тами повидаться со мной; встретившись с полковником Хантом, мать бла­гословила его и всю экспедицию. Вместе с тем, как и оставшаяся в Дарджилинге Анг Ламу, она считала, что я слишком часто подвергаю себя опасности на Эвересте, и умоляла меня быть осторожным.

– Не тревожься, ама ла, – отвечал я. – На этот раз мы, похоже, взойдем на вершину, и тогда мне больше незачем будет ходить туда.

Я всем сердцем надеялся, что это так и будет.

Из Намче мы направились к монастырю Тьянгбоче; он должен был служить нам своего рода времен­ной базой. Здесь произошло последнее и самое боль­шое осложнение организационного характера. И на этот раз все заварилось из-за одежды и снаряжения: раздавая их шерпам, англичане заявили, что большин­ство вещей выдается только для пользования при восхождении, с последующим возвратом, а не в пол­ную собственность. Это вызвало невиданную дотоле бурю возмущения. Во всех предыдущих экспедициях, в том числе и английских, вещи выдавались без ка­ких-либо условий, и большинство шерпов заявило те­перь, что если не будет соблюдаться старый порядок, они вовсе не пойдут. Полковник Хант объяснил свою точку зрения: он считал неправильным заранее дарить вещи так, ни за что ни про что; вернее будет оста­вить их шерпам потом, в качестве вознаграждения за хорошую работу. Но шерпам эта идея отнюдь не при­шлась по душе. Они считали одежду и снаряжение частью положенного им жалованья и отказывались продолжать путь, если не получат одежду именно на таких условиях.