Тенцинг Норгей - Тигр снегов

Мы получали почту еженедельно; с ней приходили письма от Анг Ламу и моего друга Митры. Новости были невеселые: Митра созвал собрание, чтобы нала­дить сбор средств для моей семьи, но там было много разговоров и никакого толку, и теперь Анг Ламу бес­покоилась за будущее. «Деньги, деньги, – думал я.– От них не спасешься даже на вершине величайшей из гор». Но что я мог поделать? Ничего. Вместе с тем я не мог позволить домашним заботам отвлекать ме­ня. Это может показаться жестоким и эгоистичным, но я благодарен горам за то, что они помогают мне забывать обо всем остальном, о всяких житейских затруднениях, даже о семье и доме; я думаю лишь о предстоящем мне деле. В базовом лагере и во все последующие дни только одна мысль занимала ме­ня – Эверест, взять Эверест.

Думаю, что нет смысла вдаваться во все детали последовавших нескольких недель. Это уже сделано полковником Хантом в его прекрасной книге. Мы про­ложили маршрут по ледопаду – проложили заново, потому что лед постоянно смещается. Вдоль маршру­та выстроились вехи с флажками. Были вырублены ступени, укреплены веревки, через трещины перебро­шены лестницы и деревянные мостики, и потянулась нескончаемая цепочка шерпов-носильщиков – сна­чала в лагерь II на ледопаде, а затем в лагерь III у подножья цирка. Погода стояла обычная для сере­дины весны: с утра ясно, под вечер облачность и не­большой снег. Не было ни жестоких бурь, ни страш­ного ветра, ни морозов, которые мне пришлось испы­тать осенью. График был составлен так, что бригады чередовались на самой тяжелой работе и каждый из нас время от времени спускался из верхних лагерей вниз, не только до базы, но даже еще дальше по лед­нику до селения Лобудже. Здесь бил ключ, окружен­ный весенней зеленью; благодаря меньшей высоте люди могли быстрее восстанавливать силы. Мне ка­жется, успех экспедиции во многом объясняется тем, что было время для таких вещей. Швейцарцам, как вы помните, приходилось постоянно спешить.

Между тем полковник Хант разрабатывал план восхождения на верхнюю часть горы, и наступил день, когда он сообщил в базовом лагере о своих наметках. Еще до начала экспедиции мне обещали, что я буду включен в штурмовую группу, если позволит здо­ровье. Теперь я прошел врачебную проверку, и врачи объявили, что я здоровее любого другого. Таким об­разом, я получал возможность пойти на штурм, о чем так мечтал и молился. Для взятия вершины отобрали ещё троих: Эванса и Бурдиллона (первая связка) и Хиллари (мой партнер). Как именно мы должны бы­ли действовать, я объясню позднее. В случае неудачи наших двоек намечалось организовать третью; одна­ко это сулило немало трудностей, и все надеялись, что такой надобности не будет.

Я был счастлив, как только может быть счастлив человек, но далеко не все шерпы разделяли мой во­сторг. Вершина ничуть не влекла их к себе, и они не могли понять меня.

– Ты сошел с ума, ау Тенцинг, – говорили они мне. «Ау» значит «дядя»; так они стали звать меня в то время. Конечно, это звучало дружески и уважи­тельно, но заставляло меня чувствовать себя чуть ли не стариком. Они не уставали твердить: – Ты с ума сошел, ау Тенцинг. Ты погубишь себя, а как мы сможем потом смотреть в глаза ание (тете) Анг Ламу?

– Не нойте, словно старые бабы, – отвечал я. – Все будет в порядке.

– Но даже если ты останешься цел, взойдешь на вершину и благополучно спустишься обратно – все равно в этом ничего нет хорошего. Ты только у нас хлеб отобьешь.

– Что вы такое говорите?!

– Если Эверест возьмут, не будет больше экспе­диций, не будет работы.

– Это вы сошли с ума, – сердился я. – Если возьмут Эверест, о Гималаях заговорят во всем мире. Тогда экспедиций и работы станет больше, чем когда-либо.

Потом я просто перестал с ними спорить.

С момента распределения и до самого конца мы с Хиллари составляли одну двойку. От нас не требо­вали тяжелой работы. Мы должны были беречь силы и заботиться о том, чтобы быть в наилучшей форме. Пока остальные прокладывали путь по склону Лхот­се, мы все время ходили туда и обратно между базо­вым лагерем и Западным цирком, перенося легкие грузы, тренируясь с кислородом и помогая молодым шерпам-новичкам преодолевать крутой ледопад. Сколько раз мы проделали этот путь, не знаю, но помню, что мы однажды прошли от базы до лагеря IV и обратно за один день; понятно, что это не уда­лось бы, если бы мы не шли быстро. Хиллари превос­ходный альпинист, обладает большой силой и вы­держкой; особенно хорошо он шел по снегу и льду, в чем много практиковался на Новой Зеландии. Как и положено людям дела, особенно англичанам, он мало говорил, но это не мешало ему быть хорошим и веселым товарищем. Шерпы любили его – он всегда был готов делиться своими продуктами и снаряже­нием. Сдается мне, что мы составляли довольно ко­мичную пару: Хиллари на целых двадцать сантимет­ров выше меня. Впрочем, это нам никогда не мешало. В совместных восхождениях мы отлично сработались, и из нас получилась сильная, надежная связка.

Расскажу об одном случае, показывающем, как мы работали вместе. Уже под вечер мы спускались, страхуя друг друга, по ледопаду из лагеря II в ла­герь I; Хиллари впереди, я за ним. Мы пробирались между высокими ледяными сераками [15], как вдруг снег под ногами Хиллари подался, и он провалился в трещину, крича: «Тенцинг! Тенцинг!» К счастью, ве­ревка, которой мы страховались, была натянута, и я не растерялся – всадил ледоруб в снег и упал плашмя рядом. Мне удалось остановить падение Хиллари – он пролетел всего около пяти метров, – а затем постепенно вытащить его наверх. Я протер дыру в рукавицах, поднимая своего напарника, одна­ко руки не пострадали. Хиллари тоже был невредим, если не считать небольших ссадин. «Шабаш, Тенцинг! Хорошо сделано!» – поблагодарил он меня. Когда мы вернулись в лагерь, он рассказал остальным, что «не будь Тенцинга, пришел бы мне конец сегодня». Это была высокая похвала, и я радовался тому, что смог его выручить. Вообще-то во всем этом не было ничего необычного. Без несчастных случаев в горах не обходится, и восходители должны быть всегда го­товы помочь друг другу.

На цирке мы разбили лагеря III, IV и V, поблизо­сти от тех мест, где годом раньше останавливались швейцарцы. Осенью 1952 года, спеша спуститься вниз, они оставили в лагере IV немало продоволь­ствия и снаряжения; порывшись немного в снегу, я обнаружил теперь оставленное. Надо сказать, что мы пользовались имуществом швейцарцев на протя­жении всего восхождения, начиная со штабелей дров у базы и кончая наполовину израсходованными кис­лородными баллонами у самой вершины.

Впрочем, у меня лично и без того было немало вещей, полученных в предыдущей экспедиции. Не­смотря на превосходное качество британского снаря­жения, я уже привык к швейцарскому и предпочитал его. Особенно мне нравились меховые сапоги – они так чудесно согревали ноги и были к тому же покры­ты водонепроницаемым брезентом в отличие от английской обуви – и швейцарская палатка, в которой я чувствовал себя почти как дома.