Тенцинг Норгей - Тигр снегов

Пока мы с Хиллари тренировались на цирке и ле­допаде, другие участники прокладывали путь к Юж­ному седлу. Они шли в основном так же, как мы осенью, после гибели Мингма Дордже, по склону Лхотсе вверх, затем к верхушке Контрфорса женев­цев. Как и швейцарцы, англичане разбили на этом отрезке два лагеря. На это ушло около трех недель, и, конечно, чем выше, тем медленнее продвигался пе­редовой отряд. Кое-кого поразила горная болезнь; Майклу Уэстмекотту и Джорджу Бенду пришлось в конце концов спуститься вниз. Оба были отличные альпинисты, а Уэстмекотта я считал лучшим в экспе­диции по технике лазания. Интересно, что они были оба младшие среди англичан, а я часто замечал, что молодые люди, как бы сильны и ловки они ни были, обычно переносят высокогорное восхождение гораздо хуже, чем старшие, уже имеющие опыт работы на больших высотах.

Разумеется, не родился еще тот человек, который не испытывал бы никаких трудностей на такой горе, как Эверест. Человеку грозит истощение, обморажи­вание, ему не хватает воздуха. Головная боль, воспа­ление горла, потеря аппетита, бессонница… На боль­шой высоте англичанам, чтобы хоть немножко отдох­нуть, приходилось пользоваться снотворными пилю­лями. Мне было легче, чем большинству остальных, возможно благодаря моему знаменитому «третьему легкому». Конечно, я не мог взбежать бегом вверх по горе, однако и на этот раз, как это бывало раньше, я чувствовал себя по мере подъема все лучше и луч­ше. Все время что-нибудь делать, постоянно быть чем-нибудь занятым – вот в чем секрет моей невос­приимчивости к болезням и холоду. Проверять снаря­жение, следить за палатками, греть снеговую воду для питья… А если уж совсем нечего делать, то я сту­чу ногами и руками о камень или лед. Непрерывно двигаться, поддерживать циркуляцию крови, борясь с горной болезнью. Думаю, в этом одна из причин то­го, что у меня никогда не было головной боли и рвоты. И никогда я не принимал снотворных порошков. Если заболевало горло, то я полоскал его теплой водой с солью. На очень большой высоте всегда пропа­дает аппетит, приходится заставлять себя есть, зато из-за сухости разреженного воздуха часто мучит страшная жажда. Мой опыт говорит, что в таких случаях хуже всего есть снег или пить холодную сне­говую воду – от этого только сильнее пересыхает и воспаляется горло. Гораздо лучше чай, кофе или суп. Но еще больше понравился нам во время восхожде­ния 1953 года теплый раствор лимонада в порошке. В предвершинной части горы мы поглощали столько этого напитка, что я стал называть нашу экспедицию «лимонной».

Работа на склоне Лхотсе продвигалась успешно, и на пути к Южному седлу появились лагери VI и VII. Порой разыгрывалась буря, и приходилось при­останавливать восхождение; порой дела не ладились, и полковник Хант ругался на чистейшем хинди. В основном же все шло хорошо.

К 20 мая передовой отряд был уже готов высту­пить из лагеря VII на Южное седло. Отряд состоял из Уилфрида Нойса и шестнадцати шерпов, но утром 21 мая, когда им предстояло идти последний отрезок, те из нас, кто был внизу в цирке, увидели в бинокли только две фигуры. Мы угадали, что это сам Нойс и наиболее сильный из его шерпов Аннуллу. Но что же случилось с остальными?

Тут как раз наступило время Бенду и Уэстмекотту спускаться вниз. Майор Уайли находился с не­сколькими шерпами в лагере VI, готовый идти с гру­зами в лагерь VII. В лагере VI, передовой базе в цир­ке, нас было семеро: полковник Хант, Эванс, Бурдил­лон, Лоу, Грегори, Хиллари и я. Ханту не хо­телось, чтобы мы расходовали силы за несколько дней до великого испытания: ведь мы составляли две штурмовые связки и вспомогательное звено. Все же кому-то надо было подняться проверить, в чем дело.

– Если там какое-нибудь недоразумение с шер­пами, – сказал я, – то моя обязанность идти туда. Я поговорю с ними и добьюсь, чтобы они двину­лись дальше.

Хиллари охотно вызвался сопровождать меня, и вскоре мы уже шли вверх. Мы в первый раз поднима­лись выше цирка, и, хотя нам предстоял особенно трудный переход, оба радовались тому, что идем, на­конец, по настоящей горе. Пользуясь кислородом, мы поднимались спокойно и уверенно и под вечер достиг­ли лагеря VII, высоко на склоне Лхотсе.

Нойс и Аннуллу были там, они уже вернулись с сед­ла. Уайли со своим отрядом (они поднялись из лагеря VI) тоже был там, были и шерпы, кото­рым полагалось идти вместе с Нойсом на седло. Не­которые из них жаловались на головную боль и на горло, все, конечно, устали, но по-настоящему боль­ных среди них не было, а не пошли они главным об­разом потому, что боялись горы. Однако теперь, после успешной вылазки Нойса и Аннуллу, страх почти прошел. Я побыл с шерпами, подбадривал их, массировал, поил чаем и лимонадом, и в конце кон­цов они согласились сделать попытку на следующий день. В ту ночь нас сгрудилось в палатках лагеря VII девятнадцать человек – нельзя сказать, чтобы мы устроились очень удобно. Зато мы убедились, что не случилось никакой беды. С наступлением утра все двинулись в путь. Предполагалось, что мы с Хиллари не пойдем дальше лагеря VII, но уж, забравшись так далеко, мы хотели довести дело до конца и высту­пили вместе со всеми к седлу по маршруту, проложен­ному Нойсом и Аннуллу. В тот же день мы успели проделать весь путь обратно до лагеря IV в цирке; это составляло в общей сложности около полутора ты­сяч метров по вертикали в оба конца в течение трид­цати часов. Мы устали, конечно, но не слишком, и по­сле короткого отдыха снова были в отличной форме.

Настал момент начать штурм вершины. По плану сначала на седло должны были взойти Бурдиллон и Эванс вместе с полковником Хантом и несколькими шерпами, составлявшими их вспомогательный отряд. Затем восходители пытаются взять вершину, а мы с Хиллари в сопровождении Лоу, Грегори и другой группы шерпов идем на седло; если Бурдиллон и Эванс не достигнут цели, на штурм выступаем мы. Впоследствии было немало разговоров и путаницы относительно того, какая двойка была «первой» и ка­кая «второй». Я попытаюсь здесь, в меру моих сил, внести ясность в этот вопрос. По времени Эванс и Бурдиллон, бесспорно, шли первыми. Им надлежало выйти из лагеря VIII на Южном седле и подняться возможно выше, если удастся, – до самой вершины. Но ведь от седла до вершины около тысячи метров, никто не разбивал для них бивака на полпути, и прой­ти за один день до вершины и обратно – это был бы исключительный подвиг. Возможно, это удастся, все может быть, но никто не требовал от них этого. Пол­ковник Хант называл попытку Бурдиллона и Эванса «разведочной вылазкой» и сказал, что будет вполне удовлетворен, если они дойдут до Южной вершины и осмотрят оттуда последний отрезок предвершинного гребня.

Затем, если им не удастся продвинуться дальше, настанет наш черед с Хиллари. Но для нас на гребне будет уже разбит возможно выше еще один лагерь, девятый. Таким образом, мы совершим свою попытку, имея значительное преимущество перед предыдущей двойкой. В случае новой неудачи можно будет, про­ведя реорганизацию, сделать еще третью попытку; пока же по плану получалось, что решающий штурм выпадал на нашу долю. После окончания экспедиции многие газеты писали, будто я возмущался тем, что мне не дали идти на штурм первым. Это чистейшая неправда. Мои шансы были ничуть не хуже, чем шан­сы других. Если уж на то пошло, то как раз мы с Хиллари были поставлены в наиболее благоприят­ные условия. На мой взгляд, план был во всех отно­шениях правильным и разумным. Такую гору, как Эверест, не возьмешь тем, что будешь рваться вперед очертя голову, стараясь обогнать товарищей. Восхож­дение осуществляется медленно и осторожно, сов­местными усилиями целой группы людей. Конечно, мне хотелось первым взойти на вершину – это была мечта всей моей жизни. Однако, если бы успех выпал на долю другого, я принял бы это как мужчина, а не как капризный ребенок. Так заведено в горах.