Дэниел Джонс - Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Генриху III было девять лет, когда умер отец, и короновали его в спешке. Церемония прошла на западе страны, в Глостерском аббатстве, в безопасном месте в тылу роялистов, вдали от пламени гражданской войны, поглотившей Англию. Стоя в широком нефе церкви при нормандском аббатстве, скромная компания духовных и светских лордов с сомнением наблюдала, как епископ Винчестера, Вустера и Эксетера проводит обряд миропомазания и водружает простой женский венец на голову ребенка. На этой церемонии пришлось обойтись без королевских регалий и пышности, потому что все освященные одежды и необходимые для полной коронации вещи остались в Вестминстере, который находился во власти бунтовщиков. Но в то время было не до соблюдения формальностей. Это была практичная, крайне упрощенная коронация, имевшая целью передать маленькому мальчику то, что осталось от власти Плантагенетов.

Генрих был старшим из двух сыновей Иоанна, его младшему брату Ричарду в 1216 году исполнилось семь. Даже в детстве Генрих обращал на себя внимание серьезным выражением лица и манерой речи. Он вырастет глубоко религиозным приверженцем всех видов культа, в особенности культа Девы Марии, и таким истовым прихожанином, что посещение мессы порой будет для него важнее, чем государственные дела. Стоя у главного алтаря в Глостерском аббатстве, малолетний король дрожащим голосом поклялся, что будет беречь честь, сохранять мир, почитать и уважать Господа и Святую Церковь и ее рукоположенных священников во все дни своей жизни; что будет справедливым судьей своим людям; что отринет плохие законы и обычаи и станет следовать хорошим.

Насколько реальны были эти обещания? Безусловно, Генрих обязан был произнести слова священных обетов короля. Но в тот момент, когда ребенок принес оммаж за свое королевство Английское и Ирландское папе римскому в лице легата кардинала Гуала Биккьери, сцену озарил отблеск истинной власти, способной предотвратить коллапс государства. Король поклялся поместить Англию под защиту Церкви и ее праведников.

В 90 милях от этого места Вестминстер был под защитой Франции – во власти сына Филиппа II, Людовика. По всей стране в замках стояли гарнизоны французских рыцарей, приглашенных в Англию мятежными баронами, желавшими избрать себе нового короля из дома Капетингов, чтобы не страдать под властью четвертого из дома Плантагенетов. Недобрый конец правления Иоанна оставил Англию раздробленной и разоренной – почти как в первые годы анархии. Как и тогда, вступление короля в права наследства было вопросом не только легитимности, но и демонстрации силы.

Немногочисленные свидетели коронации не могли не понимать, каким тревожным было начало царствования Генриха. Возложить корону на голову мальчика – такой сомнительной передачи власти страна не видывала лет сто. Последним ребенком на английском троне был Этельред, правивший еще до Завоевания. Прецедент не внушал доверия: Этельред царствовал во времена набегов и вторжений викингов и одним из них был на год лишен трона. Печальные времена ждали Англию, если ей суждено было вернуться в эпоху саксонского хаоса.

Но были люди, полные решимости не допустить такой судьбы. Генриху III повезло – его окружали помощники, одержимые не жаждой власти, но стремлением поддержать хрупкий ее институт, созданный предшественниками нового короля. На смертном одре Иоанн осознал опасность, угрожающую дому Плантагенетов, и умолял старого Уильяма Маршала, графа Пембрука, стать опекуном его сына. Пембрук, которому было уже далеко за 60, согласился взять на себя эту обязанность – поначалу по-рыцарски немногословно, но затем в типичном для себя высокопарном стиле заявил: «Если мальчика покинет весь мир, кроме меня, знаете, как я поступлю? Я понесу его на своих плечах… Я никогда его не предам и пойду с ним от острова к острову, от земли к земле, даже если мне самому придется питаться отбросами».

Что бы ни вещал Маршал, не только девятилетнему Генриху повезло, что такой настрой преобладал среди благородных мужей Англии. От этого зависело будущее династии. Королю – если он когда-нибудь по-настоящему им станет – понадобятся помощники, преданные делу восстановления власти и прав монарха в условиях самого сурового и серьезного кризиса на памяти поколения.

В окружении нового короля был еще один ключевой персонаж – богатый пуатевинский барон Питер де Рош, бывший юстициарий Иоанна и епископ Винчестерский: он и короновал Генриха. В Англии его недолюбливали, но именно де Рош станет наставником и учителем юного короля на следующие два десятилетия. Важным лицом был и Биккьери, представлявший папу римского, феодального сюзерена Генриха: считалось, что его присутствие в лагере короля добавит тому легитимности. И наконец, на стороне короля был Хьюберт де Бург, роялист из Норфолка, больше десяти лет служивший Иоанну. На посту юстициария де Бург стал английским лицом правительства, приемлемым для тех, кто не доверял «чужакам». Эти люди были костяком коалиции, перед которой стояла задача как можно быстрее выпроводить захватчиков и разрешить кризис, поглотивший королевство.

Прежде всего им нужно было отразить военную угрозу. Мятежные северные бароны обзавелись опасным предводителем в лице принца Людовика: Людовик и его союзники захватывали и удерживали замки по всей Англии, и во многих теперь хозяйничали иностранные наемники. Людовик контролировал юго-восток страны, французские корабли бороздили Ла-Манш. Единственным способом избавиться от французов была война.

Будущее царствование Генриха решалось под Линкольном. Это было последнее и, вероятно, величайшее военное предприятие в долгой и выдающейся жизни Уильяма Маршала. Собрав в Ньюарке после Троицы 1217 года 400 рыцарей и 250 арбалетчиков со всех уголков королевства, Маршал повел своих людей прямо на Линкольн. Он подошел к городу 20 мая и обнаружил, что силы Людовика вошли в город и осадили замок. Сам французский принц находился дальше к югу, под Дувром, а в Линкольне командовал граф Перш в компании толпы мятежных английских графов. Французы знали о прибытии Маршала, но не торопились определиться со стратегией. Маршал же обратился к своим рыцарям с речью, которую Шекспир потом вложил в уста Генриха V: «Эти люди силой завладели нашими землями и нашим имуществом, – сказал он. – Позор мужчинам, которые не посмеют в этот самый день принять вызов… я не солгу, если скажу, что, победив их, мы покроем себя вечной славой до конца наших дней».

Риторика сработала. Маршал командовал верными рыцарями, сказав им, что они должны без колебаний перерезать глотки собственным лошадям, если потребуется укрыться от огня за их тушами на открытом месте у северного входа в город. Епископ де Рош командовал арбалетчиками, а Ранульф, граф Честерский, – еще одним отрядом рыцарей, но все они могли лишь с благоговением наблюдать, как Маршал ведет кавалерию в лобовую атаку на город и французские войска. Старик так жаждал броситься в бой, что чуть не забыл надеть шлем. Поправив амуницию и возглавив наступление, он врезался в ряды французов с такой силой, что пробил в них брешь глубиной в три копья. Если это был последний шанс спасти династию, которой он служил всю свою жизнь, то Маршал был полон решимости использовать этот шанс полностью.