Дэниел Джонс - Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Шесть кровавых и жестоких часов длилась битва. Это была страшная картина: воздух наполнен оглушающим лязгом металла, мечи врезаются в шлемы, отрубают руки и ноги, копья сталкиваются и разлетаются в щепки, булавы ломают кости, а острые кинжалы втыкаются в бока людей и лошадей. Городские бои длились, пока улицы не утонули в крови, кишках и отрубленных головах. «Шум, – вспоминал Маршал, – стоял такой, что ты и божьего грома не услыхал бы».

Французы потерпели сокрушительное поражение. Практически все предводители мятежных баронов были обезглавлены, а граф Перш погиб, когда копье пробило ему глаз и вошло в мозг. Как только весть о потере достигла Дувра, принц Людовик немедленно снял осаду, поехал в Лондон и начал обдумывать условия отступления.

Но война закончилась не раньше, чем французов настигло последнее унижение. В августе они потерпели поражение на море, сойдясь в знаменитой битве при Сэндвиче с английскими военно-морскими силами под командованием Хьюберта де Бурга. Французским флотом командовал корсар Эсташ по прозвищу Монах – позднее он станет героем отдельной романтической саги в стиле легенд о Робине Гуде. Англичане осыпали французов стрелами и ослепляли их, бросая по ветру негашеную известь. Монаха Эсташа нашли в трюме корабля. Ему предложили выбор: быть обезглавленным возле осадного орудия либо повешенным на рее. Хронисты не записали, какую судьбу он избрал.

Принц Людовик был сыт по горло. Регентское правительство Генриха показало зубы, и французский принц с радостью принял отступные и удалился. Его уход отвел от английской короны самую серьезную внешнюю угрозу за столетие.

Уильям Маршал, регент Англии, дожил до 73 лет – весной 1219 года здоровье его ухудшилось, и необыкновенная жизнь, посвященная служению, завершилась. Смерть Маршала встревожила и огорчила многих: он был образцом беспристрастности и объективности. Сохраняя верность короне, Маршал всегда безусловно поддерживал Плантагенетов и при этом не боялся критиковать их, если считал, что они недостойно поступают или скверно правят.

Судьба Маршала оказалась вплетена в биографию всех великих королей его века: Генриха II, Генриха Молодого Короля, Ричарда I, Иоанна, Людовика VII, Филиппа II, а на склоне лет он участвовал в битве и с будущим Людовиком VIII. Он помог передать эстафету власти следующему поколению Плантагенетов, но его время ушло. Без его направляющей руки, твердых принципов и острого ума мир грозил стать опасным и неспокойным местом.

Перед смертью Маршал был занят важными делами: в основном устраивал будущее детей и добивался исполнения своего желания и клятвы крестоносца – вступления в орден рыцарей тамплиеров. Но самыми важными из его забот были думы о будущем Генриха III – о том, чему и как учить мальчика, чтобы обеспечить процветание королевства. Лежа на смертном одре, Маршал подозвал к себе 12-летнего короля и взял его за руку. Он сказал, что хочет, чтобы тот перешел под опеку нового папского легата Пандульфа (который заменил Гуалу в 1218 году), а потом призвал короля не брать примера с отца и вести более достойную жизнь.

– Я молю Господа Бога нашего – если я сделал хоть что-то, чтобы заслужить Его милость, – чтобы Он помог тебе вырасти достойным человеком, – сказал Маршал. – Но если будет так, что ты последуешь по стопам кого-нибудь из твоих нечестивых предков и захочешь стать похожим на них, тогда я молю Господа, сына Девы Марии, чтобы ты умер прежде, чем это произойдет.

– Аминь, – ответил король.

Ко времени смерти Маршала юный Генрих III уже не был младенцем: он был достаточно взрослым, чтобы обсуждать с советниками государственные дела и скреплять личной печатью решения, вынесенные от его имени. Какое-то представление о непростой реальности государственной власти у него было, но править самостоятельно ему еще не позволяли. Пока он не повзрослеет, разногласия и неопределенность будут сопровождать его правление.

После смерти Маршала бразды правления взял в свои руки триумвират: восстанавливать подорванную гражданской войной королевскую власть пришлось Пандульфу, Питеру де Рошу и Хьюберту де Бургу. Но после второй коронации Генриха, гораздо более пышной, состоявшейся в 1220 году, – в этот раз в роскоши Кентерберийского собора, – де Рош впал в немилость и отбыл на Святую землю. После этого власть сосредоточилась в руках де Бурга. В 1220-х годах Генрих полагался на советы и руководство юстициария в делах восстановления королевской системы финансов и усмирения мятежей воинственных баронов и агрессивных валлийцев, возглавляемых Лливелином Великим из Гвинеда.

Де Бург делал все, что мог, чтобы договориться с Лливелином и восстановить разрушенную финансовую систему. Но королевство без короля подобно кораблю, штурвал которого рвут друг у друга из рук, и любое государство под управлением малолетнего лидера будет слабым. Когда в 1223 году умер Филипп II, его 35-летний сын, недавно возглавлявший вторжение в Англию, стал Людовиком VIII и практически сразу решил атаковать позиции английской короны в Пуату.

Не считая неспокойных лет дома в самом начале царствования Генриха, это был первый вызов королю на международной арене. Решающий удар Людовик нанес летом 1224 года, напав на Ла-Рошель. Жители города услышали, как к ним с шумом и грохотом приближается французская армия: молодой, полный сил король Франции подкатывал к стенам осадные орудия. Слабый и все еще безвластный юный король Англии на противоположном берегу Ла-Манша ничем не мог им помочь, и неудивительно, что горожане сдались практически сразу, продав свою верность за французские монеты.

Позиции английской короны в Пуату в результате провальной вылазки Иоанна в 1214 году и так были неустойчивы, но потеря Ла-Рошели лишила Англию жизненно важного форпоста на континентальном побережье и базы для защиты – или возврата – тамошних владений, а кроме того, сделала небезопасным плавание по Ла-Маншу. Как объяснял хронист Роджер Вендоверский, «Ла-Рошель – это место, где короли Англии и их рыцари обычно высаживались для защиты своих земель, но теперь этот путь был закрыт для них».

Тем временем аквитанский барон Гуго де Лузиньян, который женился на вдове Иоанна королеве Изабелле и фактически стал отчимом Генриха, захватил значительную часть Гаскони. Уже усеченная английская доля Аквитании сократилась до Бордо и нескольких прибрежных городов. Дому Плантагенетов грозила опасность безвозвратно потерять остатки владений на западном побережье континента.

Для Хьюберта и Генриха возврат Гаскони и Пуату был первостепенной задачей. От этого зависела честь семьи. Однако какое дело до этого было всем остальным? Купцы неплохо зарабатывали на торговле вином, но торговцам чужда политика. Бароны были не заинтересованы в сохранении этих земель. Кроме того, необходимость вернуть Пуату и Гасконь остро поставила вопрос о средствах для финансирования военных действий на континенте. Нежелание баронов присоединяться к многочисленным военным вылазкам Иоанна спровоцировало кризис, который закончился принятием Хартии вольностей и гражданской войной. Как теперь, 11 лет спустя, Хьюберт и Генрих могли убедить тех же людей отправиться воевать за земли, в которых они не были заинтересованы финансово?