Рафаэль Жерусальми - Братство охотников за книгами

Папа сидел неподвижно, утопая в толстых подушках кресла под балдахином. Он послал за начальником гвардии. Перед ним простирался огромный зал с мраморными стенами, пустой, безмолвный. Папа Павел II размышлял о Боге. Он представлял Всемогущего, сидящего среди звезд, созерцающего Мир. Чувствовал ли он себя таким же одиноким, как папа?

На пороге появился воин в новом, с иголочки, парадном платье, на его сабле был вырезан папский герб. Позади семенил камерарий, согнув спину и низко опустив голову. Начальник гвардии остановился прямо перед троном и нелепо застыл навытяжку. С ним Павлу II не нужен был нарочито доброжелательный тон, каким он привык обращаться к архиепископам и принцам. Сейчас он мог говорить прямо, без обиняков. Хриплым голосом старого военачальника он сообщил, что евреи начали против Рима войну.

Айша не могла сдержать улыбки при виде доблестной охраны, предоставленной Гамлиэлем. Худой, как бечевка, бледный, как полотно, юноша буквально утопал в черном кафтане, слишком просторном для него. А Вийон подумал, что если его поставить с раскинутыми руками посреди ячменного поля, получится превосходное пугало для ворон. Но отец Поль поспешил уверить, что за невзрачной внешностью подростка-талмудиста скрывается один из самых опытных воинов братства. Потомок благородных шомрим, хранителей закона, данного Моисеем, он прекрасно владел тайным искусством монгольского кулачного боя и умело обращался с мавританским кинжалом. И так же как его предки, был охотником за книгами. Последнее особо впечатлило Вийона, который теперь смотрел на прибывшего совсем другими глазами.

Растроганный и уже успевший изрядно выпить настоятель обхватил Франсуа и Айшу огромными руками, почти задушив в объятиях. Пробормотав короткое благословение, он передал их молодому солдату, который, не говоря ни слова, тут же повел подопечных в сторону долины. Вийону было жаль расставаться с братом Полем, в котором он видел своего единственного защитника в чужой земле. Рядом с этим толстым монахом Франсуа чувствовал себя в безопасности. Тем не менее отец Поль отказался открыть, где братство хранит послание, продиктованное Христом перед тем, как его передали в руки римлян. Он хотел, чтобы это осталось тайной. Люди не готовы получить это завещание. Впрочем, смеясь, добавил он, оно им и не понравится.

Стоя на пороге капеллы, брат Медар наблюдал за отъездом, думая про себя, что эти трое далеко не уйдут. Он завидовал их молодости, их надеждам. Но более всего он завидовал тому, что они направляются в пустыню. В начале своего долгого духовного пути он жил отшельником. Долгие месяцы бороздил овраги и пересохшие русла рек, молился в пещерах и на горных вершинах, тщетно призывая Бога, — со скрюченными от голода членами, с пересохшей от жажды глоткой. Истощенного и изнуренного до предела, его подобрал отец Поль, этот веселый служитель Господа, добрая душа, человек простой и надежный, которого не терзают сомнения, не одолевают тревоги. В монастыре настоятель не без гордости показал ему библиотеку и сказал, что не стоит искать откровений в песках, в то время как книги полны ими. Так Медар сделался архивариусом. Он по-прежнему искал своего Бога, блуждая среди книжных полок в сумраке подвалов.

Ближе к полудню молодой еврей впервые заговорил: он велел спутникам остановиться. Он деликатно подвел Айшу к скале, усадил в тени кипарисов и протянул ей наполненный бурдюк, любезно улыбаясь, отчего Вийон пришел в раздражение.

— Меня зовут Авиафар, как первосвященника, близкого царю Давиду и отколовшегося от него.

Завершив краткое представление, Авиафар приподнял полы кафтана и ловко стал взбираться по стволу дерева. Добравшись до самой верхушки, он, усевшись на ветку, принялся всматриваться в горизонт. Под его весом ветка лишь слегка согнулась. Обшаривая взглядом долину, словно втягивая ее в себя, он сидел совершенно неподвижно. Вокруг не было ни единой души. Успокоившись, он спрыгнул по-кошачьи, слегка согнув колени, чтобы смягчить удар. Затем на превосходном арабском спросил у Айши, не голодна ли она, и достал из котомки лепешки, намазанные оливковой пастой.

К вечеру путники добрались до холма, на котором, судя по всему, когда-то стоял город. Теперь он был разрушен, а вершина холма была усыпана камнями и кирпичами. Авиафар продвигался вперед медленно и осторожно. Он придержал Вийона, когда тот, желая обойти заросли крапивы, чуть не угодил в яму. Франсуа наклонился: впадина была глубокой, она уходила вниз спиралью, словно ее прорыла гигантская змея. Крутые отвесные склоны щетинились крючковатыми витыми корнями, которые тщетно пытались зацепиться за каждую неровность в скале, чтобы не рухнуть в пропасть. Ветер со свистом врывался в эту воронку, будто его всасывала пустота. Айша испуганно отпрянула. Франсуа внезапно заметил, что края пропасти усыпаны сухими цветами, костями, амулетами, потухшими свечами. Авиафар, которого весьма позабавило недоумение Франсуа, тем не менее не стал рассказывать, какому подземному чудовищу предназначены все эти приношения. Он не хотел пугать Айшу, она и так дрожала от страха. И только позже, возобновив путь и убедившись, что женщина его не слышит, Авиафар открыл Франсуа название таинственного места. Он и сам не понимал, по какому недоразумению Мегиддо, это ничем не примечательное еврейское поселение, сделалось — и по-арабски, и по-латыни — Армагеддоном. Именно здесь произойдет последняя битва с полчищами Гога и Магога и будут повержены силы зла. Яма, в которую чуть было не провалился Франсуа, — логово Зверя, врата тьмы. Впрочем, возможно, это просто отверстие античной канализации. Вийон улыбнулся, вполне разделяя скептицизм проводника. Но внезапно Авиафар застыл на месте, велев спутникам не шуметь. В ночи раздался далекий гул. Он настойчиво звучал в ушах и наполнял собой мирную тишину долины. Франсуа выпрямился, готовый встретить всадников Апокалипсиса. Айша, стоявшая за его спиной, думала, что вот-вот появятся джинны. Но тут Авиафар расхохотался, указывая на жужжащие ульи пасечника за кустарником. Франсуа хлопнул Авиафара по плечу: ему было неловко, что он так по-глупому попался. Однако Айша смотрела на эту тучу насекомых с недоверием, они роились в свете луны плотной массой, как крылатые демоны.

День за днем Франсуа и Айша послушно следовали за Авиафаром, они шли вслепую по извилистым тропам, карабкались по обрывистым склонам, катились вниз по крутым откосам, визжа, словно дети.

После множества неожиданных развилок и поворотов Вийон понял, что их маршрут заранее определен не был. Авиафар действовал по наитию: в зависимости от ситуации и собственного настроения, он вдруг поворачивал обратно, был готов потерять полдня пути, испугавшись какого-нибудь дурного предзнаменования — стаи пустившихся наутек газелей, круживших над их головами грифов, зловония, исходившего от стада коз. Порой он шел за пастухом, чтобы купить у него немного молока, прийти к источнику, о котором ему прежде не было известно, разузнать о передвижениях патрулей или просто немного поболтать. У всех — мелких ремесленников, крестьян, торговцев вразнос, какими бы оборванцами те ни выглядели, — он спрашивал, нет ли в этих краях каких-нибудь пергаментов на продажу. Большинство вообще не умело читать, одни разводили руками, глупо улыбаясь, другие показывали, где находятся кожевенные мастерские или стоянки торговых караванов. Вийону расспросы Авиафара казались довольно нелепыми, но все эти люди не выказывали никакого удивления, они отвечали приветливо и любезно, словно молодой человек спрашивал у них, где раздобыть свежих яиц или апельсинов.