Рафаэль Жерусальми - Братство охотников за книгами

Авиафар и Айша наблюдали за Франсуа, давая возможность ему самому преодолеть нахлынувшую волну одиночества и безмолвия. Почувствовав головокружение, он наклонился, пытаясь в этом безграничном пространстве взглядом отыскать хоть какую-нибудь опору: камень или куст. Затем выпрямился, решив встретить опасность лицом к лицу. Он тщетно напрягал зрение, стараясь различить черты противника, но никто не нападал на него, чтобы обокрасть.

Опьяненный пространством, одурманенный светом, он раскинул руки и принялся вращаться на месте, перемешивая ладонями воздух, словно пытаясь заключить в объятие бесконечность. Почти танцуя, он приблизился к Авиафару и доверительно прошептал, что в этих местах ему недостает таверны. И затем, стыдясь собственного сарказма, внезапно поклонился: сняв треуголку и изобразив реверанс, он почтительно поприветствовал величественное пространство. Вид у Авиафара был весьма довольный. Закрытость Франсуа пугала его, но руководитель братства ее предвидел. Не зря в разговоре с Гамлиэлем он настаивал на том, что путь должен быть извилистым, чтобы подготовить Вийона, постепенно приобщить его к окружающему. Это был безошибочный прием. Сначала долгое путешествие пешком, чтобы француз избавился от пустых, бессмысленных рассуждений, освободился от неотступно преследовавших его призраков. Затем бесцельная прогулка, чтобы рассеять его недоверие, чтобы он оказался готов выйти на открытый простор. И затем резкое, внезапное соприкосновение с пустыней и его новой судьбой.

Вийон, осознавая, какую шутку с ним сыграли, не особо сопротивлялся. Эта земля наконец приняла его. Скоро он исполнит то, ради чего пришел сюда. И это отнюдь не миссия Шартье и не задание охотников за книгами, это его собственное дело. Впрочем, он понимал: эта страна меньшего от него не ждет. Он чувствует себя здесь как дома, несмотря на все ее тайны и недомолвки. Это родина пророков и псалмопевцев, неотесанных мужиков и падших ангелов, самого глубокого отчаяния и самых безумных мечтаний. Она открыла ему свои двери, подарила самую прекрасную из своих дочерей и привела в эту пустыню, потому что Вийон — тоже мужлан и псалмопевец и в каком-то смысле проповедник. Он должен оправдать ожидания. Епископы и короли, эмиры и раввины, неважно. Он сумеет провести любого. Если что отныне и имеет значение, так это подвиг, который вновь сделает его хозяином своей судьбы. Скандальная поэма, какое-нибудь громкое преступление, хитроумное мошенничество? Благодаря чему Франсуа де Монкорбье, более известный под именем Вийон, войдет в легенду — благодаря его собственному завещанию, созданному втайне, или завещанию Христа, вырванному из когтей ханжей и святош, которые удерживают его здесь в заложниках?

Авиафар мысленно поздравил себя: как легко парижанин прошел испытание! Хотелось даже пожать ему руку. Но Вийон уже решительно шагал вперед, он первым начал спуск, ему не терпелось проникнуть в неведомое царство. Песчаная дорога, по которой он так радостно шел, вела его в край с нечеткими границами, нетронутыми дюнами, лежавший вдалеке от проторенных путей.

Этот таинственный завораживающий мир бросал человеку вызов не одно тысячелетие. Но был и другой, огромный и дикий, с которым человек еще не встретился лицом к лицу. Его двери приоткрылись — как и предполагал глава братства в тот момент, когда Франсуа переступил порог этого мира.

Федерико с дорожным кожаным мешком направлялся в богатые кварталы на набережных, в которых жили многие судовладельцы и капитаны, хотя там стоял шум, не прекращавшийся ни днем, ни ночью, а от порта шло невыносимое зловоние. Флорентинец заткнул нос. Он переступал через растянутые сети, перепрыгивал через кучи агонизировавшей рыбы, отбросы и водоросли, опасаясь испачкать изысканный туалет, в который облачился по важному случаю.

Генуя — вотчина Франческо Сфорца, дарованная ему Людовиком XI в ознаменование альянса, экономического и военного, с герцогством Миланским. Сфорца желал расширить морскую коммерцию далеко за пределы одного лишь Средиземного моря. Герцог Франческо, которому братство пообещало доставить необходимые топографические планы и карты, назначил тайное собрание, где Федерико и должен был вручить морские карты, какими не обладал больше ни один флот. Книготорговец знал, что его визита с нетерпением ждут. Генуэзцы превосходные мореплаватели, но в отличие от своих коллег из Порту и Лиссабона, никудышные картографы. У португальских лоцманов имелись подробнейшие планы морских путей, позволявшие без труда отыскать дорогу в самых дальних океанах. Чтобы составить им конкуренцию, недостаточно было похитить их карты. Плыть вслед за ними не имело смысла, ведь для того, чтобы завладеть территорией и наладить там торговлю, необходимо было причалить первыми, возглавить бешеную гонку. Братство намеревалось воспользоваться стремительным напором, дабы направить христианские флотилии на приступ чужих берегов, причем не палестинских. Но ни один доблестный капитан, ни один отважный судовладелец не отправится в путешествие по незнакомым морям, не посоветовавшись предварительно с тем, кто обладает бесспорным авторитетом. Значит, прежде всего следовало убедить некоего опытного, известного, всеми уважаемого мореплавателя. А таковой имелся как раз здесь, в Генуе.

Федерико подошел к внушительному зданию. Его встретила хозяйка дома, Сусанна Фонтанаросса, подруга дам из рода Сфорца. В гостиной семейство в полном составе сидело за столом, уставленным чашами с маслинами, виноградом, галетами: Доменико — отец, Джакомо — старший сын, высокий смуглый парень лет восемнадцати, чуть в отдалении — чинные дочери, посылавшие кокетливые улыбки нарядному гостю, и, наконец, Христофор — их младший брат, робкий, застенчивый подросток. Когда присутствовавшие обменялись подобающими случаю вежливыми приветствиями и мать удалилась, уведя за собой дочерей, Федерико развязал мешок и развернул одну за другой морские карты, предмет мечтаний многих капитанов.

В Цфате Вийон однажды видел, как Гамлиэль разворачивал перед флорентийским торговцем свиток папируса, что-то вроде карты мифического мира. Именно ее теперь Федерико протягивал Доменико. Эта старинная картина мира, созданная в соответствии с Птолемеевой географией, прежде хранилась в Александрийской библиотеке. Но одна карта не могла служить доказательством. У братства имелись другие, куда более новые, приобретенные у турок во время завоевания ими Константинополя. Свидетельства финикийских, мавританских, индийских мореплавателей в византийских архивах подтверждали существование обширных неисследованных территорий. Хроники Марко Поло также на это намекали. Но начать поиск сокровищей охотников за книгами подвигли рассказы о путешествиях Вениамина Тудельского. Правоверный иудей, Тудельский не собирался покорять и исследовать новые земли. Он искал сад Эдема. Странствуя по Востоку, он видел много волшебных краев: некоторые были совсем дикие, другие — куда более развитые, чем его родная Наварра. Но рая он так и не нашел.