Рафаэль Жерусальми - Братство охотников за книгами

Корабль на всех парусах удалялся от берегов. Крепостные стены Акко превратились в серую полосу, на фоне которой выделялась яркая охра дюн. С юга над морем нависала гора Кармель. Округлые контуры делали ее похожей на спящего зверя, а вот на севере крутые скалы напоминали стоящего на задних лапах хищника, ревниво охраняющего подступы к Ливану.

Федерико и Колен стояли на носу корабля. Западный ветер дул им в лицо, спасая от жары на палубе. Колен не скрывал радости: наконец-то он покидает Святую землю. Он чувствовал себя здесь неуютно. Воодушевленный наставлениями священника, он надеялся проникнуться страданиями Христа, приблизиться к Господу или, по крайне мере, найти ответы. Он повсюду искал знаки. Но как не потеряться среди этого скопления храмов и развалин, племен и кланов, пророков и легенд? У кого, черт возьми, спрашивать дорогу в этих узких улочках, кишащих призраками, оборванными детьми, нищими бродягами, священниками, кочевниками? И какой вопрос им задать? Колен возвращался ни с чем. Он спешил вновь увидеть милую Францию. Он вдыхал полной грудью морской воздух, словно с лица сняли маску, мешавшую дышать, и, в очередной раз обернувшись, был счастлив наблюдать, как береговая линия стирается и исчезает вдали.

Федерико тоже с наслаждением дышал морским бризом. Ветер наполнял паруса фок-мачты здоровой живительной силой, и это было хорошим предзнаменованием. Корабль словно парил над волнами, слегка покачиваясь. Федерико всматривался в открытое море, подставив лицо ветру, глаза блестели, губы щипала морская соль.

Восседая на высоком троне, папа Павел II внимательно выслушивал чтение депеш. Члены священной коллегии сидели на скамьях амфитеатра друг напротив друга в зале для аудиенций. В центре, освещенный солнечным лучом, стоял молодой священник и невыразительным голосом зачитывал последние новости. Он поведал о ходе жестоких сражений в Савойе, информировал собравшихся о состоянии здоровья епископа Льежского, зачитал финансовый отчет из Палермо, причем во время выступления монотонный голос его ни разу не дрогнул, не выказал ни единой эмоции. Все молчали. Папа не терпел, когда говорящего прерывали. Сам он никогда не высказывался ни на одну тему, не выслушав до конца унылый список событий дня. Молодой оратор никак не сортировал сообщения: ни по хронологии, ни по важности; он зачитывал новости одну за другой без пауз и каких-либо переходов. Так что письмо протодиакона из Назарета по поводу вероятного заговора евреев против Рима было прочитано между посланием епископа Руанского, встревоженного нестабильной ситуацией во Франции, и отчетом о стоимости реконструкции авиньонского дворца.

От скамей, где сидели епископы, донесся ропот: слово «еврей», даже произнесенное в обычном официальном сообщении, вызывало неизменное волнение. А тут до слуха их высокопреосвященств донеслось еще одно именование, странное и загадочное: «подземный Иерусалим». Но молодой священник уже перешел к следующей теме: к соображениям по поводу меню и цветочного декора во время торжественной трапезы в День всех святых.

Папа, похоже, не придал особого значения известиям со Святой земли. Вероятно, этот далекий, изнывающий от праздности протодиакон из Назарета хотел произвести благоприятное впечатление. Поскольку мамелюки не спускают с него глаз, он не может воспользоваться услугами шпионов, и это притом, что, возможно, грядет новый Крестовый поход. Он не способен даже отыскать необходимые средства на содержание базилики в Вифлееме. Его паства убеждена, что ее обирает халифат, и отказывается платить десятину. Он и в самом деле надеется отличиться, заявив, будто раскрыл заговор? Даже если представить себе, что таковой существует, наверняка это всего лишь жалкая кучка наглецов. Рим поверит этому вздору, только если собственными глазами увидит армаду еврейских кораблей, штурмующих итальянское побережье, или если евреи перестанут гнуть хребет и возьмутся за оружие.

Куда больше Павла II интересовало противостояние высокородных дворянских семейств Людовику XI, он с разочарованием вынужден был отметить, что те топчутся на месте, причем сдерживают их не войска короны, а нелепые распри в собственных рядах. Карл Смелый, Жан де Бурбон и Рене Анжуйский уже рассорились из-за трона, хотя еще не завоевали его. Папский наместник в Авиньоне не желает победы Людовика XI, опасаясь, что она повлечет за собой фактическую аннексию Конта-Венессена. Что же касается французского духовенства, нетрудно предвидеть: своему молодому суверену они подчинятся куда охотнее, нежели главе Церкви, человеку почтенному, без всякого сомнения, но весьма пожилому и не обладающему силой.

После падения Византии сияние папского престола день ото дня слабело. Лишь Иберийский полуостров и несколько итальянских княжеств признавали Рим столицей христианского мира. Павел II был все более одинок. С ханжеской злобой выступая против гуманистов, он потерял уважение семейств Сфорца и Медичи. Собственные епископы упрекали его за роскошь, которой он себя окружал, между тем как их бюджеты и их имущественные права он урезал при любой возможности. После подпольного переиздания подстрекательских писаний Джона Уиклифа и Яна Гуса нездоровым ветром реформ повеяло над немецкими, английскими, чешскими, голландскими епархиями, в общем, везде, где влияние инквизиции было не столь сильным, как в Италии или Испании. Гийом Шартье даже не соизволил ответить из Парижа на требования запретить открытие новых типографий в его епархии. Так что святого отца нисколько не беспокоили коварные планы евреев подточить его власть, куда больше его занимал выбор блюд и убранство помещений на предстоящих папских приемах.

Кардиналы не знали, что, хотя папа и сделал вид, будто не обратил никакого внимания на предупреждения протодиакона из Назарета, его равнодушие было напускным. Более того: он втайне лелеял надежду, что эти предупреждения не лишены основания, поскольку усмотрел в них непредвиденную возможность поправить свои дела. Сообщения о надвигающихся из Иудеи бедствиях куда сильнее воодушевят верующих, нежели набившие всем оскомину обвинения в ритуальных убийствах и предание еретиков анафеме. Рим, сражаясь с дьявольскими силами из тайного Иерусалима, поднимется на последний бастион веры и вновь сможет объединить вокруг себя королей-католиков.

Пока один из членов совета говорил о необходимости принятия суровых мер против английских реформистов, Павел II размышлял о том, как бы половчее распространить слухи о заговоре евреев. Он даже намеревался облегчить задачу заговорщикам, дабы угроза приобрела необходимый размах. Похвалив себя за эту хитрость, он распустил коллегию, наспех осенив всех крестом. Возмущенные таким пренебрежением прелаты медленно покидали зал, продолжая о чем-то тихо переговариваться. Их недовольное бормотание какое-то время разносилось по галереям, потом затихло вдали, заглушенное сквозняком, которым веяло из больших окон, выходивших на площадь Святого Петра.