Александр Усовский - Кровавый Дунай

— Пустое. Те тридцать пять танков, которые они якобы захватили — мелочь. Один день активных боёв иногда больше потерь даёт…

Котёночкин, помолчав минуту, осторожно произнёс:

— Оружие у нас нетабельное. Для венгерской армии…

— В смысле? — Удивился Савушкин.

Лейтенант развёл руками.

— В прямом. У венгров на вооружении винтовки Манлихера, а не Маузера. Пулемёты свои, вроде Шварцлозе… Автоматы другие… В общем, будут вопросы, если патруль остановит.

Савушкин грустно улыбнулся.

— Володя, какой патруль? Едем нагишом под пулемёты… Кто там будет смотреть, какие у нас винтовки? У нас документов никаких нет, какая уж там разница, что у нас за плечами и в кобурах… — Немного помолчав, капитан добавил: — Да и ситуация сейчас на фронтах, как я понимаю, для венгров с немцами критическая, тут не до соблюдения табельности оружия. Форма номер восемь — шо украли, то и носим, як той Костенко говорил в Белыничах…

Лейтенант кивнул.

— Это да. Раз нет документов — остальное вообще такие мелочи, что и поминать не стоит. Это я так, для порядка…

— Понимаю. — Повернувшись к радисту, спросил вполголоса: — Андрей, ты сводку за сегодня слушал? Пока я в штаб с утра ходил? Я не приказывал — не до того было — но, може, проявил инициативу?

Сержант Чепрага, подобравшись, принялся докладывать, чуть волнуясь:

— Так точно, товарищ капитан, проявил. Наши в Восточной Пруссии шуруют, Четвертый Украинский взял Ужгород и Берегово, и ещё кучу всяких деревень… В Венгрии наши тоже прут и населённые пункты занимают — но я названий повторить не могу, там чёрт язык сломит… А, да, Нередхаза какая-то была.

— Ньиредьхаза. — Поправил Котёночкин.

Радист кивнул.

— Да, точно. Под ней немцы нас атакуют. В Югославии наши уже северо-западнее Белграда. Взяли Новый Сад. Наши бомбят Будапешт — пожары за двести вёрст видны… — Радист почесал затылок: — Как бы нам там под свои бомбы не попасть!

Савушкин махнул рукой.

— Это вряд ли. Один шанс из тысячи… Ладно, Володя, открой форточку, побалакаю с Костенко и словаком. А вы продолжайте наблюдение, если что — докладывайте! — И, привалившись к переднему борту, капитан громко произнёс:

— Олег, как дорога?

Из кабины раздался недовольный голос старшины:

— Вся в подсумках и касках… Два раза чуть на штык не наехал, еле вывернул… Хочь бы гранаты эти черти не повыбрасывали! Бо подорвемось, як пить дать…

— Капитан, до темноты доберемся до перевала? — Спросил Савушкин, уже обращаясь к Стояну.

Словак ответил подавленно:

— Не вем. Але должны…

Безжизненность в голосе словацкого капитана не понравилась Савушкину. Ещё стреляться удумает, эк его отчаянье разбирает, зрелище разгрома крепко его ударило… И Савушкин произнёс преувеличенно бодро:

— Стоян, тебя как зовут?

— Иржи.

— Это Юра по-русски?

— Не вем. В грештине Георгий… Так, Юрий.

— Ну и отлично, буду тебя Юрой называть, был у меня дружок Юрка, вместе в Осоавиахиме парашютным спортом до войны занимались… Знаешь, как он говорил?

— Як?

— Не раскрылся парашют — это ещё не конец. Пока летишь — есть шанс. Шансов нет, когда тебя по земле размажет. А пока этого не случилось — есть надежда выжить. — Помолчав, Савушкин добавил: — Вы не победили. Это так. Но и не проиграли — это куда важней! Немцы в Словакии будут до самого своего конца жить, как на пороховой бочке, ждать смерти из-за каждого угла, с каждой лесной опушки, из любой горной чащи… Недолго, поверь мне на слово! Рано или поздно, но Красная армия будет здесь. И её встретят те, кто устоял и не сдался! А таких будет много! — Вздохнув, добавил: — Война — это не всегда победы. Иногда это и поражения. Слабых они ломают, сильных — закаляют. Кто в конце концов окажется сильней — тот и победит, независимо от того, сколько поражений он пережил. А мы победим, в этом ты даже не сомневайся, Иржи… Ты меня понимаешь? — Спохватившись, спросил Савушкин.

— Так, розумем. — Голос Стояна был по-прежнему подавленным, но Савушкин про себя решил, что за эти два дня, что им предстоит провести вместе, ему стоит постараться вдохнуть в словацкого капитана уверенность в будущей победе. Потому что жить без веры в торжество своего дела — уж больно тяжко… Без такой веры пуля в висок не кажется таким уж немыслимым делом.

— Товарищ капитан, выехали с городу. Прямо? — Голос Костенко вернул Савушкина к текущей ситуации.

— Ща лейтенант карту глянет. — И повернулся к своему заместителю, собираясь что-то спросить — но Котёночкин уже подобрался к форточке, глянул в лобовое стекло и кивнул.

— Всё верно, пока прямо. Сейчас проедем развилку, дальше будет справа элеватор, за ним начнется роща, после неё — серпантин вверх, там надо будет осторожней, указано, что дорога сезонная. — Почесал затылок: — Чёрт его знает, что это означает…

— Понял. — Помолчав пару секунд, старшина спросил: — Как стемнеет — отаборимось?

Савушкин хмыкнул.

— Хорошо бы, но лучше ехать, пока будет к тому возможность. Чем дальше в горы — тем выше шанс избежать встречи с немцами. Они сейчас с юга по долине Грона прут на Банску… Так что ехай до упора!

— Есть до упора! — немного помолчав, старшина спросил: — Шо-то я пушек не слышу. Вы как, товарищ капитан?

Савушкин прислушался — канонада, гремевшая на юге с утра, смолкла. Скверный знак…

— Похоже, всё. Олег, прибавь газу, сейчас лес и горы — наш единственный шанс… — Повернувшись к снайперу, скомандовал вполголоса: — Витя, оборотись назад. Шо бачишь?

Некрасов, оглядев в бинокль оставшиеся позади предместья Банска-Бистрицы — буркнул:

— Нет никого. Словаки разбежались, немцев пока нет. Вдоль реки машины горят, дым несет на город. Ни черта не видно…

Савушкин кивнул.

— Следи за дорогой. Пока есть к тому возможность…

Снайпер молча кивнул, стащил к заднему борту клубок шинелей, удобно на них устроился и, положив руку с биноклем на борт — доложил:

— НП оборудовал.

Савушкин едва заметно улыбнулся, и, обращаясь к лейтенанту и радисту — произнёс:

— Андрей, твой правый борт, товарищ лейтенант — ваш левый. Бдим!

Натужно гудя, «блитц» вывернул на начавшийся за околицей Малахова серпантин, ведущий в горы. Вокруг дороги стеной стоял густой ельник — что изрядно успокаивало капитана: в лесу, да ещё в горах, их вряд ли кто-то обнаружит, к тому же скверная погода конца октября прибавляла разведчикам шансов. Сумерки нынче наступают рано…

Через несколько минут раздался голос Некрасова:

— На шоссе немцы!

Савушкин посмотрел назад. И точно, далеко внизу, километрах в пяти ниже их местонахождения, по шоссе Зволен — Банска-Бистрица роем чёрных ос на север прострекотало десятка полтора мотоциклов с колясками — в которых, нахохлившись и прикипев к своим пулемётам, сидели немцы в серых кожаных плащах, в своих касках похожие на чудовищно разросшиеся грибы. Вслед за ними, хищно ощерившись стволами пулемётов и автоматических пушек, проползла дюжина пятнистых, зелёно-коричневых, «ганомагов» — за которыми показались грузовые «маны» в таком же грязном камуфляже.