Александр Усовский - Кровавый Дунай

Следующий час у них ушёл на смену обмундирования. Добротная штатская одежда была тщательно упакована в тюки, привезённые бравыми гонведами, а разведчики облачились в форму венгерских вспомогательных частей — табачного цвета мундиры с черными погонами и галифе весьма своеобразной конструкции, такого же цвета двубортные шинели; впрочем, Ласло, критически осмотревший новоявленных венгерских стройбатовцев, решительно замотал головой.

— Nie, nemôžete! Insígnie musia byť rovnaké! — И беспомощно посмотрел на словака. Иржи, едва заметно улыбнувшись, обратился к Савушкину:

— Звёзда должен быть однаковы. Бронзовы — на мундире и шинель для унтер-официр. На пилотка эмблем — унтер-официр голубой с серебряный застёжка, официр — зелоны с золотыми. Кокарда — унтер-официр серебряный, официр — золотая. Сапоги — толко официр, унтер-официр — ботинки и краги! — Осмотрев разведчиков, вздохнул и решительно бросил: — Сом тераз все сделам!

Минут сорок ушло у Иржи на приведение разведчиков в божеский — вернее, по-настоящему венгерский — вид, и, наконец, внешнее обличье разведчиков стало соответствовать венгерскому уставу — после чего Ласло, устало вздохнув, признал группу годной к дальнейшему путешествию. Тут же на крыле свежеокрашенного (венгр всё сделал сам, очевидно не доверяя этим сомнительным славянам — под его кистью грузовик обрёл серо-голубой колер и большие белые тактические номера по бортам) «блитца» был выписан пропуск — в котором, по словам Иржи, значилось, что группа из состава триста второго строительного батальона в количестве пяти нижних чинов и одного поручика возвращается в пункт постоянной дислокации в Комароме после выполнения задания командования. Командир двенадцатого инженерно-сапёрного батальона Ласло Надь. Подпись, печать. Савушкин кивнул — подлинный документ, даже такой — всяко лучше никакого! Глядишь, и прокатит…

В три часа ночи они распрощались с Ласло и двинулись на юг — венгр утверждал, что никаких препятствий по пути следования им не встретится, максимум — проверят их пропуск в каком-то населенном пункте, который Ласло назвал Одьалла, а Иржи — Старой Дялой. Впрочем, как понял Савушкин, это было поселение немецких колонистов и называлось Альт-Дяла — на чём одноклассники в конце концов и сошлись.

— До Комарома — семьдесят пять километров. Если ехать с фарами — то это два часа ходу. — Промолвил Котёночкин, когда «блитц» проехал последние домики Левице.

Савушкин кивнул.

— Я Олегу велел не прятаться. Поедем, как настоящие венгры, с фарами. Чего нам у себя дома бояться? — С лёгкой иронией в голосе произнёс капитан. И добавил: — В Комароме куда мы едем?

— К дядьке Иржи. Он во время Чехословакии служил в пограничной страже на Дунае, ещё до всего этого вышел в отставку. Девяностого года рождения. Живёт в ста метрах от пристани, на которой базируются венгерские корабли…

Савушкин вздохнул.

— Базироваться то они базируются, да как на них попасть? Близок локоть, да не укусишь…

На востоке уже начало сереть — когда «блитц» разведчиков добрался до Комарома. На въезде в город располагался контрольно-пропускной пункт — со шлагбаумом, двумя люнетами из мешков с песком, из бойниц которых хищно смотрели на дорогу стволы двух станковых пулемётов, с хибарой для гарнизона — но он был пуст. Ни у шлагбаума, ни у пулемётов не было ни души. Гарнизон, судя по молодецкому храпу, доносящемуся из временной казармы, пребывал в объятьях Морфея и покидать оные решительно не торопился. Часовой, долженствующий, по идее, бдить — судя по всему, тоже дрых, но где — понять было невозможно. Однако, и дисциплина в Гонведшеге, подумал про себя Савушкин…

Подождав у шлагбаума минуты три — капитан велел словаку оный шлагбаум поднять, а старшине — на самом малом ходу въехать в город. Ну не будить же уставших гонведов, в самом деле. Им ещё наступление русских варваров из-за Карпат отражать…

Дом дядьки Иржи и в самом деле стоял почти что на берегу Дуная — среди пышного сада, куда Костенко, руководимый словаком, загнал их «блитц». Пока грузовик приглушённо рычал, поудобнее устраиваясь среди абрикосов и яблонь — в домике в глубине сада зажглась лампа, и когда разведчики направились к входным дверям — те распахнулись и перед ними предстал пожилой дядька в исподнем, в накинутой на плечи старой чешской шинели, и уже в сапогах. Узнав среди венгерских гонведов своего племянника — сначала сильно изумился, а потом непритворно обрадовался. Савушкин его понимал — форма на племяше может быть разной, а вот то, что он живой — по нынешним временам уже серьезный повод для радости…

Стоян обнял старика, что-то сбивчиво начал ему говорить, указывая на разведчиков — но дядька решительно пресёк все разговоры и, обратясь к Савушкину, в котором безошибочно признал командира — произнёс:

— Choďte prosím do domu. Porozprávame sa tam. A dáme si raňajky… [6] Прошу в дом. Там поговорим. И позавтракаем…

Капитан кивнул и бросил своим:

— Идём в хату, погутарим и позавтракаем. Костенко, захвати мешок с консервами…

Когда все разведчики расселись за столом — на котором мановением руки старого Томека, как звали дядю Иржи, появились многочисленные миски с разной снедью, кружки с горячим «кофе» и бутылка сливовицы, которой, как похвастался старик, было уже двадцать лет — дядя капитана Стояна осторожно спросил:

— Kam plánujete ísť ďalej? [7] Куда вы планируете ехать дальше?

Савушкин, отхлебнув дымящегося «кофе» — оказавшегося, понятное дело, напитком из цикория, зато с сахаром и сливками — так же степенно ответил:

— Плануем до Будапешта, але потребуем челн.

Старый Томек кивнул.

— Aký čln potrebujete? [8] А какая лодка вам нужна?

— З мотором. На нас на всех. И полтонны груза. — Савушкин решил не заморачиваться и говорить по-русски. Поймёт, а не поймёт — переспросит… Старик кивнул.

— Понимаем… Ест лодка. З моторем. Два дизел. Два сто конска сила. Обрнены. Два гуфометы. Але… — Тут старик смешался, почесал затылок и добавил, хитро улыбнувшись: — Але в тридесят девяты року му некто одстранил паливове черпадла. Насосы. Мадьяры хцел оправить, але не нашел нахрадне делы… Насосы немам…

Савушкин кивнул.

— Розумем. Але можно поглядать на ту лодку?

Старик кивнул.

— Моцт. Стои ту недалеко, в западакове.

Савушкин переспросил у капитана Стояна:

— В западакове — это где?

Иржи почесал затылок.

— Не вем, як то руштина… Залив? Затока?

Савушкин кивнул, и, повернувшись к старому Томеку, произнёс:

— Тераз можно глянуть?

Томек пожал плечами.

— Пречо не? Подьме!

Через четверть часа они были на берегу Дуная. Затон, в котором стояли полузаброшенные суда, густо порос камышом, пирс, у которого стояли лодки, позеленел от старости — Савушкин с изрядной опаской двинулся по нему вслед за старым Томеком. Они прошли какой-то старый полузатопленный колёсный пароход, пару ветхих парусных лодок — и, наконец, подошли к заброшенной, но уверенно держащейся на плаву лодке — на носу которой Савушкин прочёл название. GIZELLA, значит… Звучит странно для русского уха — но не это главное. Главное другое — куда делись топливные насосы с двух её дизелей?