Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Страшнейший пик голодомора пришелся на июнь. К тому времени британцы стали раздавать мешхедцам пайки с заднего двора консульства, спасая тем самым от голодной смерти по нескольку тысяч человек в день, хотя некоторые историки утверждают, что выдано этой гуманитарной продовольственной помощи ими было многократно меньше, чем перед этим реквизировано [177] M. G. Majd, The Great Famine and Genocide in Persia, 1917–1919 (Lanham: University Press of America, 2003). . Тот же Грей лично рапортовал, что во время Рамадана хорошо известный в Мешхеде проповедник публично поносил британцев и призывал на их головы небесную кару. К этому времени в Мешхеде в придачу ко всему уже бушевал не то сыпной, не то брюшной тиф (возможно, и оба сразу, поскольку никакой возможности что-либо достоверно диагностировать в объятом мором городе в то время уже не оставалось), а ближе к концу июня пришли сообщения что с севера, из российского Асхабата (современный туркменский Ашхабад) идет еще и холера. Грею оставалось лишь запастись сывороткой из Индии и сетовать на ужасающую антисанитарию, творившуюся в Мешхеде: «Ничего тут сделать в принципе невозможно по части защиты источников питьевой воды». В июле стало ясно, что следующий урожай будет достаточно обильным, и борьбу с голодомором британцы начали сворачивать, но холеры по-прежнему опасались и стали пытаться как-то предотвратить традиционное массовое паломничество в Мешхед с территории современного Пакистана по окончании Рамадана [178] The Meshed pilgrimage, P4002/1918, India Office Records (London: British Library). . Так они и проводили дни в тревогах относительно заболеваний, передаваемых через воду, когда в город пришла смертельная болезнь, распространяющаяся воздушно-капельным путем, – испанский грипп.

Занес его, вероятно, кто-то из солдат развалившейся российской императорской армии, бежавших из Закаспийской области Туркестанского края (на юго-западе современного Туркменистана) по грунтовому горному серпантину, ведущему через Копетдаг на северо-восток Персии. Приход гриппа в двадцатых числах августа совпал по времени с холодным и шквалистым северным ветром, и местные окрестили болезнь «принесенной злыми ветрами». Не прошло и двух недель, как Грей уже сообщал в очередном рапорте, что недугом поражен каждый дом и каждое место работы, что обложенные британской данью местные отряды стеклись в город и слегли поголовно. И тут со всей очевидностью дала о себе знать удручающая неадекватность имеющихся в городе медицинских учреждений сложившейся ситуации.

Помимо больницы на двенадцать коек и диспансера при Британском консульстве, в Мешхеде имелись всего две обычные лечебницы для гражданского населения, и обе крошечные и убогие по современным понятиям: одна при местной святыне, другая при американской миссии. При мавзолее больница существовала с XIX века (хотя какую-то медицинскую помощь там, вероятно, оказывали и задолго до этого). Обслуживала она в основном паломников, и время от времени, согласно молве, там даже случались чудесные исцеления. Однако прибывший в Мешхед в 1916 году врач-миссионер Ролла Э. Хоффман, посетив эту местную больницу, описал ее как «место, куда отправляются только умирать: ни единого целого оконного стекла; деревянные нары с тюфяками без простыней и подушками без наволочек; земляной пол; даже печи нет» [179] W. Floor, ‘Hospitals in Safavid and Qajar Iran: an enquiry into their number, growth and importance’, in F. Speziale (ed.), Hospitals in Iran and India, 1500–1950s (Leiden: Brill, 2012), p. 83. .

Может показаться странным, что пресвитерианских миссионеров вовсе допустили в мусульманскую святыню в Мешхеде, но годы спустя один из них – Уильям Миллер – объяснил, как им удалось туда проникнуть, на удивление простыми словами: «Раз Мешхед был столь важным центром приверженности исламу, христиане почитали своим правым делом высоко поднять там знамя воинства Христова» [180] W. M. Miller, My Persian Pilgrimage: An Autobiography (Pasadena: William Carey Library, 1989), p. 56. . Первым отважился ступить на эту стезю в 1894 году преподобный Льюис Эссельстин – и спровоцировал бунт, да такой, что от расправы со стороны религиозных фанатиков его чудом спас лишь нашедшийся среди местных сердобольный человек, тайком вывезший неверного из города. Однако в 1911 году Эссельстин вернулся в Мешхед, благоразумно выучившись предварительно говорить по-персидски, и со второй попытки ему удалось там закрепиться. Присоединившийся к нему пятью годами позже Хоффман быстро пришел к выводу, что единственное, ради чего местные мусульмане вообще терпят пришлых христиан, – это лекарства, которыми они их обеспечивают.

В 1918 году Мешхед был все еще вполне средневековым городом, но уже отнюдь не твердыней ислама – хотя бы потому, что глинобитные стены его крошились и сыпались от ветхости. Скорее он был городом кладбищ с многовековыми наслоениями останков бесчисленных паломников, веками приходивших сюда просто поклониться праху имама и умереть, а в результате открытые всем ветрам древние захоронения время от времени выступали на поверхность и заражали скудные источники питьевой воды. Город снабжался водой через древние рукотворные водоотводы с близлежащих гор – т. н. канаты [181] Канат ( перс .) – то же, что и кяриз у тюркских народов, т. е. прорытый вручную подземный туннель от расположенного выше в горах водоносного слоя до места человеческого поселения, по дну которого самотеком поступает вода. . По городу же вода текла уже прямо посреди главной улицы по неприкрытому арыку – среди вечных скопищ паломников и купцов с их верблюдами и мулами, – и этот импровизированный «водопровод» никак не был отделен от не менее кустарной и никоим образом не замкнутой системы «канализации», в результате чего «питьевая» вода беспрепятственно загрязнялась. О микробной теории, можно не сомневаться, к 1918 году были наслышаны уже и в Персии, но только грамотные, а таковых там насчитывалось от силы 5 % от общей численности населения. Ну а, что касается чистоты воды, то тут большинство народа руководствовалось Кораном, а там было четко прописано, что чистая вода – это проточная вода там, где ее не меньше одного курра (то есть примерно 350 литров). Так они и мыли всю свою кухонную утварь, скотину и себя самих прямо у открытых стоков канатов , а потом ниже по течению сами же и черпали воду для питья.

Правительство в Тегеране, надо отдать ему должное, раз за разом предпринимало попытки как-то наладить санитарную инфраструктуру в масштабах страны, включая даже и карантинную систему сдерживания эпидемий, но все эти попытки утыкались в банальное безденежье, поскольку и британцы, и русские всякий раз исхитрялись перенаправить, казалось бы, изысканные на это средства на финансирование проектов, преследующих их собственные политические и коммерческие цели. Для создания работающей противоэпидемической инфраструктуры страна должна быть единой, а в 1918 году Персия от этого была очень далека. И попытки улучшить санитарно-гигиеническое состояние на местах – как в том же Мешхеде – также были обречены на провал. Когда в 1917 году там разразилась холера, предшественник Кавама честно учредил санитарный комитет, который добросовестно рекомендовал провести долгосрочные реформы, направленные на вывод кладбищ за городские стены и введение обязательного учета всех случаев заразных заболеваний, – но ни одна из его благих рекомендаций в жизнь не претворилась [182] R. E. Hoffman, ‘Pioneering in Meshed, The Holy City of Iran; Saga of a Medical Missionary’, ch. 4: ‘Meshed, the Holy City’ (недатированная рукопись из архива Пресвитерианского исторического общества, Филадельфия). .