Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Эглантайн Джебб, британская основательница Фонда спасения детей, выделялась из общего ряда в ходе этих дебатов тем, что настаивала на безоговорочном приеме всех без исключения возвращающихся из плена, включая большевиков. Международное бюро по борьбе с эпидемиями стало не единственным учреждением, использовавшимся не по назначению, а для достижения политических целей. Тот же Фонд Рокфеллера подозревали в насаждении неоколониализма под видом благотворительности. Уставной миссией Фонда являлось просвещение (в духе американской культуры) «угнетенных и обделенных рас», и он поддерживал тесные связи с западными бизнесменами и миссионерами в тех странах, куда нес это самое просвещение, а в итоге непоправимо запятнал свою репутацию участием в нацистских программах евгеники.

В начале 1920-х годов Лига Наций учредила собственную организацию здравоохранения, которую – наряду с бюро по борьбе с эпидемиями, созданной в самом начале XX века Панамериканской организацией здравоохранения и парижским Международным бюро общественной гигиены – можно считать предтечами современной Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Когда в 1939 году Лига Наций распалась из-за начала Второй мировой войны, ради недопущения которой она, прежде всего, и созывалась, под ее обломками была похоронена и подчиненная ей международная организация здравоохранения, что послужило уроком на будущее архитекторам ВОЗ: выживание дочерней организации не должно зависеть от сохранения организации-учредителя, то есть ООН. Поэтому в 1946 году в представленном на утверждение Международной конференции здравоохранения в Нью-Йорке Уставе (Конституции) ВОЗ она была сразу же позиционирована как независимая, хотя и под эгидой ООН. Евгеника к тому времени впала в немилость и была запрещена, зато в первом же пункте преамбулы к Уставу ВОЗ был закреплен незыблемый принцип равноправия всех людей во всем, что касается их здоровья. Он гласил и, между прочим, до сих пор гласит: «Здоровье является состоянием полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствием болезней или физических дефектов. Обладание наивысшим достижимым уровнем здоровья является одним из основных прав всякого человека без различия расы, религии, политических убеждений, экономического или социального положения».

Генерал Эрих Людендорф, начальник немецкого Генштаба, считал, что испанский грипп украл у него и Германии заслуженную победу в Первой мировой войне, спутав все карты в раскладе тщательно спланированной им стратегии решающего наступления. Вопросы из серии «А что, если бы?..» применительно к истории Первой мировой войны можно задавать до бесконечности. А что, если бы правительство либералов во главе с Гербертом Асквитом в 1914 году до конца стояло на своем и удержало бы Британию от вступления в войну? А что, если бы Америка в нее не вступила в 1917 году? А что, если бы Фриц Габер не открыл каталитическую реакцию синтеза аммиака из атмосферного азота и водорода и Германия осталась бы без аммиачной селитры и, как следствие, взрывчатки после начала морской блокады и прекращения поставок природной селитры? Все сложилось так, как оно сложилось, в силу раскручивания в динамике сложнейшего комплекса взаимосвязанных процессов, обусловленных массой причин и привходящих факторов, и, пытаясь размотать этот клубок, потянув за ниточку лишь одного из факторов, мы сильно рискуем сами себя ввести в заблуждение. Тем не менее именно заявление Людендорфа относительно роли испанского гриппа в поражении Германии заслуживает более пристального рассмотрения. Тем более что он в этом мнении не одинок, и с ним согласны многие современные военные историки.

В начале наступательной кампании поздним мартом 1918 года Центральные державы имели серьезный перевес в живой силе и вооружении вследствие прекращения боевых действий на Восточном фронте и прибытия оттуда закаленных в боях войск, прошедших попутно обучение новым тактическим приемам ведения боевых действий, таким как инфильтрация – просачивание в расположение противника мобильных штурмовых отрядов с целью нарушения целостности линий обороны. Хотя из-за блокады с продовольствием у немцев было туго не только в тылу, но и на фронте, германские войска испытывали душевный подъем в предвкушении скорого решающего перелома и в целом были преисполнены оптимизма. В рядах же союзников по Антанте, напротив, боевой дух совсем упал. Солдаты были измотаны сверх всякой меры и физически, и морально после четырех лет окопной войны и провальных попыток прорвать эшелонированную оборону противника. Дошло до того, что осенью 1917 года в Этапле вспыхнул (и был жестоко подавлен) вооруженный мятеж.

Первый этап весеннего наступления немцам удался, и к началу апреля они потеснили союзников в среднем на 60 с лишним километров вдоль всей линии фронта. 9 апреля начался второй этап их наступательной кампании под кодовым названием «операция Жоржетта», и снова увенчался отвоеванными у союзников по Антанте территориями. Пришедший в мрачное расположение духа британский главнокомандующий сэр Дуглас Хейг призвал своих людей «биться до последнего, но отразить наступление». А ближе к концу апреля «Жоржетта» как-то сама собой захлебнулась и была остановлена. На 27 мая немецкий генштаб назначил начало третьего этапа наступательной кампании – «операцию Блюхер», – но с «Блюхером» как-то сразу не задалось, и в июне на фронте ненадолго восстановилось шаткое равновесие. А в июле последовало мощное контрнаступление французов, положившее конец надеждам немцев на победу в «сражении за кайзера». В августе союзники возобновили успешные наступательные операции и полностью вытеснили войска Центральных держав с территории Франции. На этом война и закончилась.

Принято считать, что к июню войска Центральных держав в своем наступательном порыве оторвались от налаженных линий снабжения и стали испытывать острый дефицит провианта и боеприпасов, да и просто выдохлись, – отсюда и последующие результаты. Вот только в хронологические рамки событий это объяснение укладывается плохо, поскольку разваливаться у них все начало на полтора месяца раньше – примерно с середины апреля. Так ведь именно в этих числах до окопов и добрался грипп. Обе стороны начали нести тяжелые небоевые потери, однако участник боев Эрнст Юнгер, вспоминая, как его штурмовой батальон выдвинулся на передовую и закрепился на оборонительных позициях в небольшом леске в двадцати километрах к югу от Арраса («лес Россиньоль» на британских военных картах того времени, «роща 125» на немецких [416] От самого леса до наших дней осталось лишь упоминание в названии расположенного на его месте мемориального военного «Кладбища в Россиньольском лесу». ), позже рассказывал, что, по всем ощущениям, болезнь ударила сильнее по их стороне. Об очередной порции вновь заболевших докладывали ежедневно, ряды боеспособного личного состава таяли на глазах, а батальона, который должен был прибыть им на смену, они так и не дождались, потому что он оказался почти полностью «выкошен» еще до начала передислокации. «Хотя мы знали, что болезнь распространяется и среди врага, все равно сами мы из-за скудости рациона были ей более подвержены и страдали сильнее. Молодые бойцы, в частности, иногда и вовсе умирали в первую же ночь. А нам нужно было еще и держать себя в состоянии полной боеготовности все это время, поскольку над нашей рощей 125 безостановочно стелился черный дым, будто мы варимся в каком-то ведьмовском котле» [417] E. Jünger, Storm of Steel, translated by Michael Hofmann (London: The Folio Society, 2012), p. 239. .