Анна Субботина - Лук для дочери маркграфа

Картина не складывалась.

Улль говорил, что первые могилы стали разорять лет двадцать назад. Быть может, это дело рук разных людей? Мог ли кто-то из разжалованных слуг быть обижен на маркграфов до такой степени, что стал из мести разрывать могилы, а когда его похоронили в другом месте, дело продолжил сын?

И куда потом дели кости? Мысли, что их бросили в лесу или утопили в озере, Такко отмёл сразу. Ему разок пришлось рыть яму для незадачливых разбойников в сосновом лесу, и он хорошо помнил, как ныло всё тело после борьбы с податливым сырым песком. А под здешним ельником вполне мог быть и тяжёлый суглинок — пока вскопаешь, ни рук, ни спины не найдёшь. Какой смысл хоронить то, что было выкопано с таким трудом?

Но и унести их далеко не могли. Кто его знает, сколько весит человеческий остов, но раз в числе разорённых могил были совсем свежие, то злоумышленников, скорее всего, было двое, а то и трое — так и копать сподручнее, и тащить добычу.

Колокол у кухни созывал всех на ужин. Умываясь у переполненной бочки под водостоком, Такко твёрдо решил, что, как только гости уедут, непременно наведается на кладбище. Следовало узнать, далеко ли друг от друга располагались разорённые могилы, поглядеть поближе на усыпальницу, а ещё проверить, нет ли рядом проезжей дороги.

Но прежде нужно было дождаться приезда гостей.

День, которого так ждали в замке, настал — из Эсхена примчался гонец, сообщивший, что гости должны достичь замка следующим утром.

Статуи в саду были отмыты от мха и птичьих следов. Герб Оллардов, выбитый на каменной стене над главным входом, сиял; его тщательно вычистили с песком и протёрли с маслом. Такко не присматривался раньше к гербу и был уверен, что на нём изображены два скрещённых меча и круглый щит, но теперь было видно, что это циркуль и зубчатое колесо. Даже дождь перестал лить, и сквозь плотные облака иногда проглядывало солнце. Из кухни пахло слаще, чем у Кайсы в пекарне: там пекли пироги с привозными пряностями.

Процессия должна была прибыть завтра после полудня. Стуча колёсами и поскрипывая ремнями, в распахнутые ворота въехала карета с вызолоченным гербом, запряженная парой гнедых, за ней двое всадников — хорошо, но просто одетые юноши, которых Такко мысленно определил как не то пажей, не то оруженосцев, и, наконец, две телеги, нагруженные всем, что могло потребоваться гостям во время их пребывания в замке. В просторном дворе сразу стало тесно и шумно. Всадники спешились и распахнули дверцы кареты. Такко загляделся на тонко сработанные ножны мечей и украшенные самоцветами колчаны, получил тычок в спину от Берта и повёл наконец лошадей к коновязи.

За хлопотами он едва не проглядел жениха; он ждал, что юный Фредрик окажется немногим старше Агнет, однако у того над верхней губой уже пробивались усы, да и уверенные манеры свидетельствовали о том, что молодой маркграф вот-вот войдёт в года. Хозяева ждали гостей на крыльце: Агнет, едва оправившаяся после болезни, полузадушенная платьем с высоким жёстким воротом и такими же рукавами; за её правым плечом стояла торжествующая Катерина, словно бы вся состоявшая из отутюженных складок, оборок и шнуров; за левым — маркграф, по обыкновению облачённый в чёрный бархат и не согнавший с лица привычной усмешки.

Пока распрягали, рассёдлывали и чистили уставших лошадей, гости исчезли в провале главного входа, и замок наполнился шумом голосов. Требовали горячей воды, оруженосцы кричали на прислугу, в кухне кому-то нерасторопному уже отвесили затрещину, и из распахнутых дверей донёсся обиженный детский плач.

И над всем этим плыла неспешная мелодия клавесина — напоминание о той, кому не было никакого дела до сватовства к единственной дочери.

К вечеру окна столовой затянули тонкой тканью от комаров, но ставни были распахнуты настежь, и было слышно арфу и какой-то смычковый инструмент — музыкантов специально пригласили из Эсхена. Такко в последний раз проверил лошадей и расположился на пороге конюшни с неизменными соломенными жгутами. Под перебор струн думалось легко.

Предпраздничная суета схлынула, и теперь, когда хозяева и гости пировали в ярко освещённой столовой, он ощущал странную гнетущую пустоту. Мысль, что Оллард нанял его выслеживать осквернителей могил, уже не казалась верной. Куда вероятнее, что маркграфу просто был нужен слуга помоложе и посговорчивее, чтобы и дочку развлекал, и вёдра таскал, и лошадей чистил.

Попробуй-ка заставь конюха Берта хотя бы дров наколоть — тот вскинет седую голову и в подробностях расскажет, что его отец, дед и целая вереница прадедов смотрели за маркграфскими лошадьми и никому и в голову не приходило назначить их на другую работу. А повара — те и близко не подойдут к конюшне: как же, честь поварского рода!

Нет, похоже, семья Оллардов приехала в замок только ради гостей и теперь, вероятно, вернётся в Эсхен. Но что делать там Такко? Учить наследницу стрелять, попусту тратя время, а в остальное время метаться с поручениями — например, забирать из пекарни булочки к завтраку? Нет уж, спасибо. Уедут сваты — он возьмёт деньги, сколько заработал, и уйдёт. Вот-вот начнут забивать скот, и кто-нибудь да повезёт солонину и колбасы в Нижний Предел. Кто-нибудь, кому нужен будет охранник, а не мальчик на побегушках…

Из замка вышли двое молодых людей, которых Такко про себя называл оруженосцами. Один из них, который был постарше, и вправду нёс богато украшенный колчан. Младший, похожий на первого и лицом, и статью, остановился рассмотреть герб над входом, а старший бегло оглядел двор и направился прямо к конюшне.

— Это ты в луках соображаешь? Там кое-где надо оперение подклеить, — он небрежно бросил колчан Такко.

Тот поймал, не вставая, быстро оглядел — дорогие орлиные перья, шёлковая обмотка, сразу видно, что хозяин не жалеет денег на красоту, — и отложил колчан на солому. Швырнуть бы в ответ, но этот дурень в шёлковой рубахе наверняка не поймает.

— Я ни к тебе, ни к твоему хозяину не нанимался, — буркнул он. — Хочешь приказывать — иди на кухню. Может, там тебя послушают. А с перьями сам возись, невелика наука.

Мальчишка — был он не старше Такко, хоть и выше на полголовы, — подобрался, нахмурился, и праздник был бы неминуемо испорчен ссорой, а то и некрасивой дракой, но подоспел второй:

— Арн, ну что? Есть у них клей? — И, не дожидаясь ответа, обратился к лучнику: — Будь другом, найди, чем подклеить, а? Фредрик с нас голову снимет, что недосмотрели…

Такко смягчился перед чужой растерянностью:

— Оставь, я сделаю.

— Только с самого утра, а? Сегодня они стрелять точно не пойдут, а вдруг завтра?..

Такко успел на все лады обругать состоятельных недоумков, позволяющих дорогому оружию пылиться без дела, пока поправлял ослабевшее от времени оперение. Когда ужин закончился и маркграфы уединились в кабинете для разговора, братья-оруженосцы явились снова. Вскоре они уже болтали втроём, стоя у дальнего денника; там стоял пони Агнет, отличавшийся изумительно светлой шерстью и вредным характером, и они поддразнивали его морковкой, исчезавшей в щели прежде, чем пони успевал её схватить.