Анна Субботина - Лук для дочери маркграфа

Выточенная из молочно-белого янтаря с желтоватыми прожилками, стройная, с гордо поднятой головой и печальным лицом, она была самой светлой фигурой на доске. Такко живо представил, как бережно резец камнереза касался бездушного камня, высвобождая нездешнюю красоту. Он загляделся на искусную работу и вздрогнул от внезапной догадки: Королева неуловимо напоминала Агнет. Или Малвайн? Наверняка шахматы были сделаны на заказ или преподнесены в подарок из-за сходства фигуры с владелицей замка — впрочем, для Такко она олицетворяла именно Агнет. Он медлил, не желая упускать хороший ход и в то же время не решаясь посягнуть на удивительную красоту Белой Королевы.

— Это ловушка? — поднял он глаза на маркграфа.

— Кто же тебе скажет? — рассмеялся Оллард. — Давай. Твой ход.

Такко отогнал ненужные мысли. Это всего лишь игра, а Королева — только фигура. Его Лучник двинулся вперёд и забрал её; а спустя ещё несколько ходов Оллард торжествующе откинулся в кресле:

— Шах и мат, Танкварт.

— Не надо было брать Королеву, — понимающе кивнул Такко.

— Переиграем? — ведомые ловкими пальцами фигуры вернулись на доску, и на сей раз Лучник из огненно-рыжего янтаря отступил от Белой Королевы. Теперь Такко взвешивал каждое перемещение. Он уже стягивал сеть заведомо выигрышных ходов вокруг Белого Короля, но Оллард внезапно увёл Короля к краю поля, и его место заняла Башня. Хитро выстроенная защита Такко была пробита в три хода, и его Король не успел спастись.

— Неужели там, где ты учился играть, Короля не меняют местами с Башней? — удивился маркграф, не скрывая удовлетворения от новой победы.

— Меняют. Но я редко пользовался этой уловкой.

— Мой излюбленный приём, — заметил Оллард, возвращая фигуры в мягкий бархат шкатулки. — Ты проиграл бы в любом случае. Не расстраивайся. Я ловил в эту нехитрую ловушку куда более опытных игроков.

— С Фредриком вы тоже играли? — догадался Такко.

— Конечно. Он-то взял Королеву, не колеблясь. Ты хотя бы сомневался.

Оллард отставил шахматную шкатулку и указал Такко на календарь: вытканный на гобелене ряд картин, под которыми шли ряды цифр и букв:

— Я знаю, как прогнать твои сомнения. Сегодня ровно месяц, как ты прибыл в замок. Здесь то, о чём мы договаривались. — Он бросил на стол туго набитый кожаный кошель с тиснёным гербом и, отвечая на недоуменный взгляд Такко, пояснил: — Три марки серебром. Бери, не медли.

— Я не заслужил их, — сказал Такко, не прикасаясь к кошелю. — Я ничего не делал. Я не…

— Здесь я решаю, как оценивать твой труд, — прервал Оллард и, привстав, толкнул кошель ему в руки. — Прекрати наконец пререкаться. Открыть тебе мастерскую?

— Лучше оружейную, — Такко вспомнил арбалеты, о которых читал. Может, в замке найдётся хоть один?

Оллард бросил ему ключ:

— Увидимся за ужином. И помни: до сих пор у меня не было причин сомневаться, что ты оправдаешь моё доверие.

Давно стемнело, в замке погасили огни и выпустили собак, а Такко всё сидел на постели, уставившись в непроглядный мрак за окном, и пытался понять причины, по которым маркграф принял такое деятельное участие в его судьбе, почти ничего не требуя взамен. Он рылся в памяти, припоминая, не мог ли Оллард быть знаком с его семьей, но отец не имел никаких дел в этой части Империи. Вспоминал, не показал ли он себя как-то особо, сопровождая обозы, не попадались ли ему грузы из Медных гор и маркграфских мастерских, но и эти нити никуда не вели. Так и не придумав ничего, он забылся дурным, неглубоким сном.

…В узкие окна главной башни вползали туман и предрассветный холод. Такко стоял на верхней ступени лестницы главной башни и непостижимым образом видел её всю, до самого низа. Рядом стоял Оллард. Где-то за стеной возилась Катерина; Такко не видел её, но знал, что она зачем-то разбирает старые и пыльные тряпки, и чувствовал их затхлый запах. Где-то вдали играла еле слышная музыка.

Он повернулся к Олларду, и его обдало холодом. Маркграф медленно уходил в камень. Король становился частью Башни. Морщинки у глаз разбегались трещинками по камням; чернота камзола обращалась копотью; кипенно-белые края белья размывались в потёки раствора и пятна лишайников.

Туман на лестнице свивался нитями и спиралями, и на ступенях вставали призрачные фигуры. Седые воины, вооружённые щитами и копьями, стояли, готовые к битве, — бессмертное воинство, готовое стать на защиту замка; но при малейшем движении их очертания расплывались, и было видно, что это лишь причуды тумана.

Музыка стала громче. Где-то внизу что-то лязгнуло, будто разверзлись невидимые врата, и оттуда хлынули крысы. Они затапливали лестницу сплошной серой волной, они шли сквозь призраков, не причиняя им вреда, — шли к Такко, чувствуя живую человеческую кровь, а он стоял, примёрзнув к полу, не в силах шевельнуться. «Снизу, они идут снизу! — отчаянно закричала Катерина сквозь стену. — Останови музыку!» Такко огляделся в поисках музыканта-крысолова, но звуки доносились от стен; пели камни, пела сама башня, и крысы шли на её зов. Жирные, откормленные, с блестящими глазами, они уже карабкались по штанам и рубахе, не встречая сопротивления. Острые коготки царапали кожу, жадно двигались влажные розовые ноздри над плоскими резцами; невозможно было ни стряхнуть их, ни крикнуть, ни шевельнуться, только вздрогнуть от омерзения и ужаса, услышав жуткий хруст собственных костей.

Он проснулся с колотящимся сердцем и тяжёлой головой. Было нестерпимо душно, простынь промокла насквозь, тело было липким от пота. Не надевая рубахи, Такко высунулся из узкого окна за глотком свежего воздуха, и его обдало духотой. С запада ползли тёмные тучи, сверкали молнии, и слышался отдалённый треск.

На замок надвигалась гроза.

С самого утра всё валилось у Такко из рук: пружины распрямлялись под пальцами, а зубцы колёс неприятно царапали — точь-в-точь как крысиные зубы из ночного кошмара. Оллард с четверть часа наблюдал за ним, затем забрал детали и бросил короткое:

— Идём.

Они поднялись в кабинет и вышли в коридор. Перед дверью в покои Малвайн Оллард остановился и приложил палец к губам.

— Пора показать тебе кое-что, чтобы было не так скучно работать.

Гостиная встретила их уже знакомым уютным полумраком. Шторы были задёрнуты от жары, и здесь было сумрачно и прохладно. Малвайн сидела в глубине комнаты на диване и что-то писала. Такко невольно залюбовался её правильными чертами и короной светлых волос, венчавшей склонённую над бумагой голову. Она не ответила на его поклон; Оллард печально покачал головой и поманил Такко к небольшой стенной нише.

Там на высоком столике стоял искусно сделанный лебедь высотой в локоть. Металлический каркас скрывался под толстым слоем мягких перьев, в глазах светился янтарь сложной огранки, лапы и клюв были отлиты из меди.