Анна Субботина - Лук для дочери маркграфа

Торговец солониной, чей обоз уходил завтра с утра, был дальним родственником Лама и охотно взял лучника по его совету. После разговора Такко с новым знакомым отправились в трактир. Там было набито битком, но стоило показать служанке серебряную монету, как та немедленно нашла уголок, где они и устроились с полным кувшином и мисками. Такко по привычке потянулся за ложкой и усмехнулся: быстро же привык! Разумеется, здесь похлёбку надлежало выпить прямо из миски, а если попадутся большие куски — достать руками или ножом.

— Я и домик уже присмотрел, — Лам болтал без умолку. — У реки, в полумиле от моста… Но по-хорошему я бы Кайсу увёз куда-нибудь, где её никто не знает. Чтобы не шипели за спиной, чтобы дети спокойно по улицам ходили… Деньжат скопим и уедем.

Он помрачнел, и не надо было спрашивать, о чём он думает: чужаку будет трудно найти работу в Эсхене.

— Ладно, разберёмся, — махнул он рукой. — Ты-то куда думаешь потом идти?

— На север, — сказал Такко. И замолчал, оберегая давно вынашиваемый план.

— На севере неспокойно, — покачал головой Лам. — С Лиама рыбу так и не везут, и говорят, что скоро будет война.

Такко молча кивнул. На деньги, что он получил от Олларда, можно будет справить достойный доспех, а если повезёт с заработками, то и купить лошадь и покончить с бродячей жизнью. В имперских войсках охотно возьмут меткого стрелка.

«И отец будет гордиться мной, — добавил он про себя. — Не потому, что я унаследовал его доброе имя, а потому, что заслужил своё».

— Будет война, — повторил Лам, и его голос дрогнул.

— Я ж лучник, — пожал плечами Такко. — Я в пекло не полезу. Зато у меня будет имя, которое я завоюю себе сам. Только это… Кайсе не говори!

— Кайса о тебе ни полслова не услышит, уж поверь, — усмехнулся Лам. — Тогда я тебе зря обоз сосватал, получается. Тебе надо на север, а Нижний-то на юге.

— У меня друг в Нижнем мог остаться, — проговорил Такко. — Хочу с ним повидаться.

Лам хлопнул себя по лбу:

— Во я балда! За болтовнёй совсем забыл. Пока сюда шли, всё хотел отдать…

Он вынул из-за пазухи увесистый свёрток, и Такко ахнул, узнав нож Верена.

— Мы с ним в одном обозе были, — объяснил Лам. — Когда он узнал, что я иду в Эсхен, попросил зайти в пекарню и разузнать насчёт тебя. Просил передать, что хорошо устроился в Нижнем и чтобы ты шёл к нему, если не устроишься сам.

— Что ж ты сразу не сказал?! — Такко внимательно осмотрел оружие, знакомое ему до последней щербинки. — Точно, Веренов нож!

— Ну что я, врать буду? — обиделся Лам. — Он теперь получше носит… Да если б Верен мне тебя не описал, я б с тобой там в пекарне не миндальничал. А не сказал, потому что нечего Кайсе лишний раз то время вспоминать. Я когда к ней в пекарню первый раз заглянул, она чуть на меня не кинулась… ждала тебя, а пришёл другой. Я, знаешь, на это дело понятливый. Ножик сразу подальше спрятал и разговор завёл совсем о другом.

Такко приладил нож на пояс вместо потерянного. На сердце потеплело, и путь виделся ясным, как никогда. Значит, точно в Нижний Предел, к Верену, а там видно будет — либо найдёт достойную работу, либо вместе с другом отправится к неспокойным северным границам.

— Ладно, — Лам утёрся и отодвинул миску. — Дела сами себя не сделают. Ты… в город пойдёшь ещё?

— Носа не покажу, — заверил его Такко. — Спать завалюсь до следующего утра. Вот, возьми, Кайсе передай. От себя. Только завтра, когда я уйду.

Лам недоверчиво взвесил на руке тугой увесистый свёрток:

— Что там?

— Я обещал, — Такко накрыл свёрток ладонью. — А подаришь ты.

— Ладно, — согласился Лам. — Ну… счастливо тебе.

Они пожали друг другу руки, нерешительно обнялись и наконец расстались.

В свёртке, кроме ожерелья, было ещё серебра на две марки. На новый дом, может, и не хватит, но на свадьбу, переезд и пару-тройку месяцев на новом месте — вполне. Такко поправил нож на поясе и поднялся. Надо было разжиться горячей водой и вымыться хорошенько, а там и вправду завалиться спать — в тепле его окончательно разморило, а мышцы ныли от непривычно долгой ходьбы. Он потянулся, рассеянно оглядел трактир и невольно задержал взгляд на круглолицой девчушке, подававшей им с Ламом еду. Почти неосознанно отметил её широкие бёдра и притягательные округлости под фартуком, припомнил веснушки на круглых щеках… Пожалуй, чем-то похожа на Кайсу, такая же крепкая, хоть и пониже ростом, а в остальном… Девчонка встретилась с ним глазами и лукаво улыбнулась.

Ночью ему приснился замок. Туман стелился по башенной лестнице — Такко помнил каждую щель на её истёртых ступенях — и закручивался в спирали. Шиповник заплетал окна, а где-то внизу возились крысы, готовые двинуться в путь по первому звуку волшебной дудки. Только Король-Крысолов был далеко, и башня молчала, брошенная и одинокая. Холод пронизывал до костей, могильный, каменный холод, находивший лазейки между жилами и мышцами, пробиравшийся в самую сердцевину…

Такко едва выпутался из вязкого, липкого сна и первым делом закутался в одеяло. Девчушка, которую он обнимал всю ночь и никак не мог оторваться от её щедрого, жаркого тепла, ушла, и без неё в постели стало холодно. Сквозь ставни тёк молочно-белый рассвет, и тени в углах комнаты казались особенно густыми.

Знать бы, чем кончилось дело в замке… Такко вдруг ощутил острую тоску от того, что больше никогда не пройдёт по лестнице, не спустится в мастерскую, не войдёт в усыпальницу. Замок был его домом долгих три месяца, и под сердцем уютным комком хранился целый ворох тёплых воспоминаний. Большая часть которых ныне была похоронена под каменной крышкой гробницы. Быть может, маркграф не стал искать своего бывшего ученика в память о дочери, пощадив её любимую игрушку?..

Он попытался представить себя в колыбели из древесных корней. Как крепкие плети проникают сквозь плоть и оплетают кости, как баюкают останки в вечном сне… Стоит ли искать лучшей доли в жизни, если итог всё равно один?..

На дворе прокричал петух. Такко тряхнул головой, опустил ноги на холодный пол и торопливо распахнул ставни. Внизу уже поднимался привычный шум: звенел топор, гремели вёдра, кто-то бранился, ржали лошади, ожидая кормёжки. Морок рассеялся, и надо было спешить, чтобы не явиться к отходу обоза последним.

Он до последнего ждал, что приметы маркграфского ученика передали городским стражникам, и на выезде его схватят. Но вот стены Эсхена остались позади, скрылась за лесом башня замка и можно было наконец-то вздохнуть свободно. Дорога шла по равнине, видно было далеко, можно было глазеть по сторонам и болтать, и кто-то сзади даже достал дудку и теперь наигрывал нехитрую мелодию.

Взгляд выхватил далеко на западе процессию, двигавшуюся по тонкой ленточке дороги к столице. На какой-то миг во главе отряда почудился всадник в чёрном камзоле и алом плаще [14] По легенде Крысолов одет в красное или цветное. , уводивший за собой новых жертв. Такко зажмурился до пятен перед глазами, а когда снова открыл их, на дороге никого не было.