Игорь Абрамов-Неверли - Лесное море

— Что поделаешь, оставлю тебе немного, съешь потом, — сказал Виктор. — Ну, теперь пойдем.

Ашихэ думала, что он намерен пуститься снова в путь. Ведь надо было во что бы то ни стало идти дальше, обогнать Долгового, чтобы он не застал врасплох Люй Циня, неожиданно напав на фанзу.

Однако Виктор повел ее в тот ельник, где час назад мерещился ей и бормотал дух болот Шу. Там теперь стоял готовый шалаш, со всех сторон защищенный деревьями, а в нем — постель из трав и мха.

— Но нам надо идти…

— Никуда мы сейчас не пойдем.

Это звучало решительно, почти как приказ. Никогда еще Виктор так не говорил с нею.

— Но казаки, верно, уже недалеко…

Виктор вместо ответа только поднял ее и уложил.

— Родная, ты на ногах не держишься! — Потом лег рядом, обняв ее. — Спи, завтра мы этот день наверстаем.

«Все спуталось, все переменилось», — думала Ашихэ. Ее мальчик так быстро возмужал! Он уже настоящий мужчина, который сам все решает, с которым никто не сравнится силой и разумом… Теперь не она его, а он ее ободряет, служит ей опорой. Он согревает ей сердце теплом своих слов и нежной лаской, которой она не знала в детстве, которая даже как-то удивительна ей, обыкновенной девушке с ружьем! Она не привыкла к тому, чтобы щадили ее слабость, и было ей сейчас и странно и хорошо, как никогда в жизни.

А Виктор, держа ее в объятиях, испытывал чувство полноты жизни и уверенности в себе. Они лежали наконец в сухом шалаше, в безопасности и сохранили свою богатую добычу. Вот отдохнет Ашихэ, и они пойдут спасать Люй Циня, а там и дальше, поддерживая друг друга, как и прежде, добывая все, что нужно для существования. Быть может, придется воевать, а может, только землю пахать да скот пасти. Но где бы они ни были и сколько бы ни прожили, они исчерпают до дна все, что дано пережить людям, все то подлинно прекрасное, что мужчина и женщина могут дать друг другу.

Из-за наводнения они потеряли трое суток. Но отдых сделал свое: проспав конец дня и целую ночь в тепле, Ашихэ почувствовала себя лучше, хотя и была еще сильно переутомлена. Идти дальше пришлось медленнее, так что, когда они наконец дошли до жилища Люй Циня, то застали здесь только опустошение и разгром.

Ничего не осталось. Обугленные развалины фанзы. Труп Звездочки. И свежая могила.

Несмотря ни на что, они все же опоздали. Из того, что они здесь увидели, стало ясно, что все произошло только вчера.

Казаков было шестеро. Они пришли со стороны Рогатой сопки. С сопки сходили врассыпную, окружая фанзу со всех сторон. Но перед садиком, где у Звездочки была своя «купальня», один из них выстрелил — должно быть, кабан напал на него. На этом месте валялись пустая гильза и клочья одежды. Звездочка, видно, дрался отчаянно и не напрасно. На могиле стоял православный крест — значит, один казак погиб здесь. А отпечатки ног на берегу озера рядом с бороздой от лодки, которую волокли по песку и столкнули в воду, показывали, что Люй Цинь и Алсуфьев, услышав шум нападения, успели спастись в камышах.

А Звездочка пал, прошитый пулями. И убитого кабана казаки еще рубили саблями, чтобы натешить бессильную злобу.

— Ты его любил, Вэй-ту?

— Не знаю, право. Он к себе и подпускал-то неохотно. Был удивительно угрюм, заносчив и ужасно ревновал Люй Циня. Мне он иногда позволял почесать ему спину, да и то только в последний год.

— Он был предан и храбр.

— Да, если бы не он, Люй Цинь и Павел наверняка были бы убиты.

Следовало зарыть Звездочку, но нечем, да и некогда было копать яму. Они только отогнали собак, добиравшихся до кабаньего мяса, и продолжали осмотр.

В жилой горнице и чуланчике глиняный пол был весь взрыт. Нападавшие, видимо, искали чего-то. Они забрали книги Алсуфьева и тетрадки с его записями. Переночевали здесь, а утром сожгли фанзу и ушли. Свежие следы в примятой траве вели, однако, не обратно к сопке, а в тайгу.

— Значит, они не вернулись к У?

— Похоже на то. Или, быть может, это только хитрая уловка — они отошли недалеко и где-то подстерегают Люй Циня в надежде, что он рано или поздно непременно придет поглядеть, уцелело ли его имущество.

— А может, они действительно ушли в другом направлении?

— Зачем?

— Кто их знает? Вероятно, им дано еще какое-то задание в тайге.

— Тогда надо идти за ними!

— Нет, сперва отыщем Люй Циня.

— А где будем искать?

— Я знаю, куда он мог укрыться. Есть только одно такое место.

Они собрали все, что можно было собрать, с истоптанного огорода, за которым с такой любовью и знанием дела ухаживал Люй Цинь; взяли бобов, луку, початки кукурузы. Затем побежали на Отрезанный Рог.

— Выбравшись в лодке на озеро, старик только там мог спрятаться, — сказал Виктор.

Неподалеку, между Цзинбоху и Гусиным озерком, тянулся узким перешейком лесистый гребень, пересеченный руслом Упрямицы. За речушкой начинались топи. В летнее время через них можно было пройти одной-единственной очень запутанной тропкой. Эта волчья тропа была известна только Люй Циню. Он когда-то указал ее Виктору на тот случай, если тому понадобится укрыться от опасности.

Мрачные эти болота выходили на большой луг с сочной травой, где водились бекасы и коростели, шумливые, драчливые, щеголяющие ярким оперением. Дальше за лугом Рог сужался делал изгиб, входя глубоко в озеро, и кончался песчаной горкой, где несколько исхлестанных ветрами сосен вздымали темно-изумрудное облако своих крон над необозримой водной пустыней.

Между соснами еще стоял шалаш из тростниковых циновок, в котором жил Виктор, когда охотился на болотных птиц или рыбачил на побережье Отрезанного Рога. Именно здесь он надеялся застать обоих беглецов. Но шалаш оказался пуст, заброшен, и не было никаких признаков, что здесь недавно побывали люди.

Виктор и Ашихэ пошли берегом, высматривая лодку Люй Циня. Обследовали весь Рог.

— Может, они спрятались в другом месте?

— Но поблизости нигде нет такого удобного и безопасного укрытия. Они непременно сюда придут. Подождем немного.

Они починили прогнившие кое-где циновки и, приведя шалаш в порядок, расположились в нем вполне удобно по сравнению со своими прежними стоянками. Теперь у них была крыша над головой, постель, вдоволь кукурузы, бобов и лука. Они могли безбоязненно готовить себе пищу: если бы даже Долговой и кружил где-то вокруг сожженной фанзы Люй Циня, он с берега никак не мог увидеть дым. Только от охоты пришлось отказаться — отголоски выстрелов несутся по воде далеко. Поэтому Виктор и Ашихэ, не трогая бекасов, ловили рыбу.

Погода стояла солнечная и безветренная, как всегда в эту пору года, когда уходящее лето, свершив все, что могло, дышит ясной умиротворенностью.

Дни начинались и кончались хлопаньем крыльев — шумели птицы, отправляясь в утренние и вечерние перелеты. С самого распсвета сероватое небо начинало гудеть от кряканья уток, гусиного гогота. Потом все рассеивалось по камышам, заводям, и на гладкой жемчужной поверхности озера уже только нырки сверкали на солнце белоснежной грудью. Их хохлатые головки то и дело высовывались из воды, как расшалившиеся гномики таинственного затонувшего мира, где раскинулись долины и леса, а быть может, и города, где меж скал редчайшие, почти слепые рыбы водных глубин, сонно обмахиваясь плавниками, колышут водоросли на памятниках исчезнувших из мира людей и богов, давно и окончательно забытых.