Игорь Абрамов-Неверли - Лесное море

Этот взрыв юношеского презрения и горькой укоризны заставил Коропку съежиться. Он заморгал глазами так виновато как будто слова Виктора относились к нему лично.

— Право, не знаю… Конечно, стыд и срам. Но ведь и с Францией тоже немцы управились за один месяц, хотя ей помогала Англия. С Голландией — в пять дней, с Бельгией — в семнадцать. Данию заняли без боя, хитростью, а Норвегия сопротивлялась тоже всего несколько дней.

— Эх, пропади все пропадом! Этот Шикльгрубер, видно, всех размолотил. Ну и что же сейчас с Польшей?

— Польша борется.

— Где она борется?

— В Англии. А еще ее защищают наша авиация и флот. В Советском Союзе формируется польская армия. В Африке под Тобруком дерется Карпатская бригада. Туда-то и попали наши харбинские поляки [14]— пятнадцать парней, которых мы отправили с Занозинским.

— Это интересно, — заметил Виктор, подумав, что и он сможет отправиться в одну из зтих польских частей. И тут же поправился: — И то хорошо.

Первые фонари уже слабо мерцали, освещая улицу, по которой шли Виктор и Коропка. Широкая в начале, она все больше суживалась и в конце упиралась уже в один только дом. «Как сеть», — подумал о ней Виктор, и снова в ушах у него зазвучал библейский текст о Вавилоне, на этот раз полностью. Вот они, слова, которых он прежде не мог припомнить: «…и будет пойман в тенета мои…»

Когда они поднимались по лестнице, Виктор спросил:

— А доктору, должно быть, живется хорошо.

— Еще бы! Здоровье, известность, любовь… Говоря словами Петриция, богатства так и сыплются на лоно его, а лаврами он мог бы печи топить.

Дверь открыла горничная, уже немолодая, лет пятидесяти, с манерами интеллигентной светской дамы. Увидев Коропку — он, видно, был здесь частым гостем, — она, не говоря ни слова, пошла доложить о пришедших. Фигура у нее была девичья, походка удивительно легкая.

— Львова! — шепотом пояснил Коропка, как только она вышла.

Фамилия эта ничего не говорила Виктору. Учитель это заметил.

— Впрочем, ты, конечно, не можешь ее помнить. Она была прима-балерина, на редкость грациозная. Кумир моего поколения!

Стремительно раздвинулись портьеры, из-за них показалась ассирийская борода, солидное брюшко и открытые объятия, в которые немедленно попал Коропка.

— А, здорово! Как поживаешь, знаменитый исторический развратник?

— Пусти! — пискнул Коропка. — Уж о развратниках чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, старый греховодник! Борода как у пророка, а грешишь напропалую!

Коропка вдруг перешел на русский:

— Вот, позволь тебе представить: Иван Кузьмич Потапов.

Доктор с живостью обернулся, но, увидев охотника с собакой, сдвинул брови:

— Очень приятно. Чем могу служить?

— Господин учитель мне сказал, что вы покупаете…

— Что покупаю?

— Панты. Хорошие панты, майские.

— Ага! Куплю, куплю. Только не сейчас. Сейчас у меня гости. Завтра приходите, голубчик, завтра утром, лучше всего к десяти, и тогда мы их посмотрим.

Коропка так и присел от смеха.

— Ох и ворона же ты, мой милый эскулап!

Ценгло посмотрел на него, потом перевел на Виктора свои голубые, заплывшие глаза. Он почуял тут какой-то фортель, но все еще не узнавал Виктора.

— Да ведь это Домановский, не видишь?

Толстяк все еще не верил:

— Не мели ерунды.

— Увы, пан доктор, — отозвался Виктор по-польски. — Предъявить вам в доказательство отросток слепой кишки, что вы у меня вырезали и подарили мне на память, я не могу: он сгорел вместе со всем нашим имуществом.

В передней внезапно наступила тишина. Все трое молча переглядывались. Потом Коропка ткнул приятеля в живот и тоненько засмеялся, довольный, что шутка удалась. А доктор вторил ему фаготом, задрав кверху черную бороду.

— Вот так номер! — Он приблизил к Виктору багровое лицо и дышал на него жарким винным перегаром. — Ну, здравствуй мальчик, давай поцелуемся!

Облапил неожиданного гостя, потом отступил на шаг, чтобы получше рассмотреть его.

— Да, да, узнаю своего пациента. Ведь ты дважды побывал у меня в руках. Черт возьми, как вспомню твою мину, когда ты стоял в дыму…

Доктор замахал руками, вспомнив, видно, что-то очень забавное, и от смеха у него даже слезы выступили, пришлось утереть их платком. Затем, сунув платок в карман, он сказал уже спокойно и решительно:

— Раздевайся, дружок. Ей-богу, я тебе от души рад. И честно предупреждаю — уйдешь ты отсюда не скоро.

— Но, может, я не вовремя? У вас гости…

— Тем лучше. Вы оба мне поможете их отсюда выкурить.

И пояснил, обращаясь к Коропке:

— Делегация земляков. Польские торгово-промышленные круги явились засвидетельствовать мне свое почтение. А это означает, что затевается крупная афера и я нужен для каких-то их целей. Но я не желаю сегодня говорить о делах! После пяти операций, трех консилиумов и… Нет, хватит! Мне хочется есть и развлекаться. Пойдемте, дорогие мои… Одну минутку!

Он смерил Виктора оценивающим взглядом.

— Ты Островского знаешь?

— Это директора из Яблони? Видел его один раз у нас на охоте. Но я тогда был еще мальчишкой.

— Отлично. А Леймана?

— И этого знаю только в лицо. В костеле его встречал.

— А Квапишевича? Магистра, фабриканта из Вэйхэ?

— Нет. Слыхал, что он финансовый гений.

— Ну и пусть себе на здоровье гениальничает, только без моей помощи. Да, так кто ты теперь?

— Иван Кузьмич Потапов, — отчеканил Виктор. — Охотник из деревни Борисовки.

— Потапов? — обрадовался Ценгло. — Да еще Кузьмич. Ну, тогда у нас козырной туз на руках, и можем сыграть партию. Вперед, братцы!

И, взяв Виктора под руку, доктор повел его в комнаты. Когда он свободной рукой раздвинул портьеру, лицо его приняло сосредоточенно-торжественное выражение, как у человека, который собирается провозгласить тост.

Через гостиную они прошли в столовую, где за столом сидели трое мужчин и дама.

— Мусенька, — сказал ей Ценгло по-русски. — Передаю Ваню на твое милостивое попечение. Только ты его не совращай — мальчик прямо из тайги и на любовь смотрит серьезно.

На миг в голубом тумане возникла перед Виктором Ашихэ, а когда туман рассеялся от самого реального шуршания шелка, в руке Виктора очутилась холеная ручка, совсем не такая, как у Ашихэ. Он видел любезно улыбавшиеся накрашенные губы, зеленовато-карие глаза, бесцеремонно разглядывавшие его, искусно завитые светлые волосы. Словом, ничем, ничем она не походила на Ашихэ! Виктор вдруг даже разозлился на себя: ну почему он в каждой встречной прежде всего ищет сходства с Ашихэ?

Между тем доктор за его спиной гудел по-польски:

— Знакомьтесь, господа, это мой молодой друг, который… Как бы достойно вам его представить? Лешек, ну-ка, процитируй что-нибудь подходящее!