Уильям Далримпл - Кох-и-Нур. Семейные трагедии, коварные заговоры и загадочные убийства в истории самого большого алмаза

В очередной раз иностранный врач занял подобающее место на похоронах главы государства в Пенджабе. Кратко описывая событие в мемуарах, Хонигбергер сообщал: «Три его жены были сожжены вместе с ним, и я присутствовал при этом ужасном, хотя и примечательном действе…» [196]Одиннадцать девушек-рабынь сгорели в тот же день, но Хонигбергеру, возможно, удалось привыкнуть к ужасу обряда «сати», и он даже не упомянул о них.

Как в свое время Харак Сингх зажег костер для своего отца, так и Нау Нихал исполнил последние обряды для Харака Сингха.

Хотя молодому человеку было всего восемнадцать, Нау Нихал отличался зрелостью, и тем, кто жаждал твердой руки, он казался достойным носить Кох-и-Нур.

В отличие от отца Нау Нихал при этом выглядел королем до мозга костей. Популярный среди придворных и народа, он уже зарекомендовал себя прирожденным лидером во время «болезни» отца. Хотя молодому человеку было всего восемнадцать, Нау Нихал отличался зрелостью, и тем, кто жаждал твердой руки, он казался достойным носить Кох-и-Нур.

Когда останки его отца сгорели, новый махараджа привел придворных, в том числе и Хонигбергера, к реке Рави, «для омовения, согласно обычаям страны…» [197]. Доктор нашел удобный момент, чтобы ускользнуть. Хонигбергер достаточно терпел «ужасные» ритуалы Пенджаба, и одному из его пациентов требовалась консультация. Вернувшись домой, врач едва начал обследование, когда из дворца прибыл паж в состоянии большого волнения. Нау Нихал и его спутники возвращались от реки во дворец через Хазури-Багх, тихий сад, построенный Ранджитом Сингхом в 1818 году по случаю празднования захвата Кох-и-Нура. Когда королевская свита проходила под воротами Хазури-Багха – большой вычурной конструкции, – тяжелый кусок камня по непонятной причине упал с арки. Камень попал в Нау Нихала и двух его спутников, убив одного из них на месте. Нау Нихал, к счастью, не сильно пострадал, и, по словам пажа, смог покинуть место происшествия на своих ногах.

Хонигбергер схватил коробку снадобий и помчался во дворец, ожидая увидеть потрясенного, слегка ушибленного молодого махараджу. Вместо этого его встретили придворные с лицами цвета пепла. Раджа Дхьян Сингх, визирь, поманил Хонигбергера за собой:

«Министр провел меня к палатке, где я увидел правителя, но в очень энергичной манере повелел мне никому не говорить об этом событии. Принц лежал на кровати, со страшно разбитой головой, и состояние его было таким, что надежды на выздоровление не существовало. С этим убеждением я покинул палатку и шепнул министру так тихо, что никто больше не мог услышать меня: «Медицинское искусство ничего не может сделать для излечения несчастного принца».

Обстоятельства «несчастного случая» с Нау Нихалом были далеко не ясны, а свидетельства очевидцев сильно различались. Падающая каменная кладка мгновенно убила племянника визиря, но в отличие от рассказа пажа Дхьян Сингх клялся, что травмы Нау Нихала тоже были получены на том месте, у ворот Хазури-Багха, где погиб его племянник. Александр Гарднер, американский наемник, дослужившийся в армии Ранджита Сингха до полковника артиллерии, рассказал совсем другую историю [198]. Гарднер был всего в нескольких шагах позади правителя, когда кладка рухнула, и его люди отнесли раненого Нау Нихала во дворец. Как сказал Гарднер, принц был в сознании и хотел уйти, прося воды, но, по настоянию Гарднера, лег в постель.

То, что увидел Хонигбергер вскоре после этого, не было похоже на человека, способного ходить или даже говорить. Череп Нау Нихала был вогнут внутрь, простыни покрывали кровь и мозговая ткань. Его раны были настолько серьезными, что правитель умер несколько часов спустя, хотя его смерть скрывали от людей в течение трех дней. Пока для погребального костра втайне собирали сандаловое дерево, знать в дарбаре сцепилась за право заполнить пустой гадди , или трон, пока паника не охватила оставшийся без управления Пенджаб [199].

Когда новость о «несчастном случае» наконец была объявлена три дня спустя, Гарднер помог раздуть слух об убийстве, сообщив, что из пяти артиллеристов, которые отнесли Нау Нихала в постель, двое умерли при загадочных обстоятельствах, двое попросили отпуск и не вернулись, а один просто и необъяснимо исчез. Нау Нихал, как и его отец до того, казалось, пал жертвой тайного цареубийства.

Когда Пенджаб готовился к очередным королевским похоронам, уже третьим за два года, люди вновь задумались о Кох-и-Нуре. Его история, связанная с насилием и соединенная с верой в то, что алмаз был на самом деле Сьямантакой, камнем богов, всегда в умах индийцев связывала алмаз с темными силами. Согласно древнему индуистскому манускрипту, камень посылал град несчастий на недостойных смертных хранителей. Кох-и-Нур, возможно, пощадил Великого Льва, но казалось, намеревался забрать его более слабых преемников одного за другим.

Нау Нихала 9 ноября 1840 года кремировали, и две его жены-подростка пошли с его телом в огонь. Его старшую жену, находившуюся на раннем сроке беременности, пощадили. Еще одна молодая девушка также была спасена от костра, когда дядя Нау Нихала, Шер Сингх вступился за нее. Хонигбергер так писал об этом инциденте: «Две прекрасные молодые женщины стали жертвами пламени вместе с ним [с Нау Нихалом Сингхом.] Одну девушку двенадцати лет пощадили … из-за того, что еще не созрела для обряда сати…»

Спаситель ребенка, Шер Сингх, был сводным братом Харака Сингха. Крепкий и харизматичный, с густой, черной как смоль бородой и пронизывающим взглядом, он обладал достаточной властью для того, чтобы вытащить ребенка из костра, но не мог до того претендовать на трон и Кох-и-Нур. Теперь, наблюдая за тем, как горело тело его юного племянника Нау Нихала, Шер Сингх испытал простительное удовлетворение.

Шер Сингх был одним из близнецов и вторым сыном Ранджита [200]. Он родился в 1807 году, через пять лет после Харака Сингха. Минуты отделяли рождение Шера Сингха от его брата-близнеца Тары, но между двумя мальчиками и престолом Пенджаба лежала пропасть. Их мать, махарани Мехтаб, была обручена с Ранджитом Сингхом, когда ей было четыре, а ему – всего шесть лет. Ее назвали Мехтаб, по-персидски, «свет Луны», из-за светлого, нежного лица. Ее прелесть, казалось, дисгармонировала с обликом худощавого, угловатого мальчика Ранджита Сингха, уже потерявшего глаз и имевшего шрамы от оспы. Тем не менее в 1796 году они вступили в брак.

Он не был счастливым. Мехтаб Каур, гордая женщина, рожденная в богатой семье, обнаружила, что Ранджит Сингх почти не уделяет ей внимания: последовавшие за женитьбой десять лет он потратил, сражаясь за право стать махараджей всего Пенджаба. Его единственный глаз выискивал добычу иного рода: когда Ранджит Сингх набрал себе множество любовниц, униженная Мехтаб вернулась в поместье матери в Батале, в шестидесяти милях к северо-востоку от столицы. Хотя Ранджит Сингх продолжал посещать Мехтаб в доме свояка, супруги во всех смыслах все больше отдалялись друг от друга. В последующие годы Ранджит Сингх вступил в брак с еще несколькими женщинами и завел большой гарем красивых девушек. Когда у другой его супруги – Датар Каур – родился Харак Сингх, мать Мехтаб посоветовала женщине примириться с мужем. Новый ребенок ставил под угрозу ее положение при дворе, и судьба всей семьи Мехтаб зависела от ее отношений с махараджей.