Александр Бушков - Оборотни в эполетах [Тысяча лет Российской коррупции] [litres]
- Название:Оборотни в эполетах [Тысяча лет Российской коррупции] [litres]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент 1 редакция (17)
- Год:2021
- Город:Москва
- ISBN:978-5-04-119283-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Бушков - Оборотни в эполетах [Тысяча лет Российской коррупции] [litres] краткое содержание
Воровали и мелкие чиновники, и помещики, и дворяне, и приближенные к царской семье вельможи. Увлекались казнокрадством генералы, военачальники и воспетые поэтами герои. Придумывали мошеннические схемы губернаторы, крупные банкиры и промышленники…
За многими, весьма многими водился этот грешок.
Сегодня что-нибудь изменилось? Масштабы, суммы, социальное положение коррупционеров? Выводы делайте сами. А пока – погрузитесь в этот чарующий мир золотых эполетов, залитых светом дворцов, роскошных балов и прекрасных дам – там! там дрожали и потели в предвкушении халявных денег потные ручонки алчных мздоимцев, жуликов и сиятельного ворья… В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Оборотни в эполетах [Тысяча лет Российской коррупции] [litres] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Одним словом, некогда грозная боевая единица, Черноморский флот превращался черт знает во что. Обеспокоенный Николай, которому поступало все больше самой неутешительной информации, предпринял первую попытку исправить положение: в 1832 году назначил начальником штаба Черноморского флота адмирала М. П. Лазарева. Лазарев (явно кое-чему научившийся после истории с «Фершампенуазом») попытался что-то изменить – но что он мог сделать один? Против него сплоченным фронтом (не открыто, конечно) выступили «оборотни в эполетах» под предводительством Критского. Сохранились письма Лазарева, доказывающие: он уже прекрасно понимал, с чем столкнулся, и никаких иллюзий более не питал.
А обстановка обострялась… Николай личным письмом потребовал от Грейга дать отчет по вскрытым к тому времени финансовым безобразиям, напоминая, что Грейг по своей должности несет личную ответственность и за положение дел, и за денежную отчетность. Ответ Грейга иначе как неприкрытой наглостью не назовешь: «К проверке таковых сведений по обширности и многосложности их главный командир не имел и не имеет никаких средств». То ли у человека окончательно «сорвало крышу» от безнаказанности, то ли он по-прежнему верил в столичных покровителей. И совершенно забыл, что Николай 1825 года и Николай 1833-го – по сути, два разных человека. Бразды правления император держал уже крепко.
Он отправил к Грейгу ревизора с самыми широкими полномочиями, человека, в честности и преданности которого не сомневался. Это был его флигель-адъютант, капитан 1-го ранга А. И. Казарский. Не просто герой Русско-турецкой войны 1828–1829 годов – офицер во флоте, без преувеличений, легендарный. В мае 1828 года он на своем небольшом 20-пушечном бриге «Меркурий» столкнулся с двумя турецкими кораблями, на которых в общей сложности было 184 пушки. И принял бой с двумя турецкими громадинами. Нанеся обоим нешуточные повреждения, сумел уйти. Все время боя рядом с крюйт-камерой лежал заряженный пистолет, из которого последний оставшийся в живых офицер, обернись дело совсем плохо, должен был поджечь пороховой погреб и взорвать бриг.
Казарский провел генеральную ревизию одесских тыловых контор Черноморского флота и складов – где сразу же обнаружил немало крупнейших хищений и недостач. Ревизия Одесского порта – с теми же последствиями. После этого Казарский отправился в Николаев, чтобы заняться уже центральными управлениями флота. Буквально через несколько дней он умер – как заключил некий генерал-штаб-лекарь доктор Ланге (из грейговских): «От воспаления легких, сопровождавшегося впоследствии нервной горячкой».
Однако обстоятельства дела позволяют с уверенностью утверждать, что это было прямое убийство. По горячим следам смерть императорского флигель-адъютанта расследовал жандармский полковник Гофман. В своем докладе в Петербург он не только прямо писал, что Казарский был отравлен, но и указывал два места, где это могло произойти. Кстати, следствие проходило в лучших традициях итальянских фильмов о мафии: на свидетелей явно давил кто-то серьезный, они сначала откровенно путались в показаниях, а потом стали дружно от них отказываться вообще, утверждая, что Гофман «их не так понял».
Доклад Гофмана в Петербурге некими высокими инстанциями был признан «клеветническим». Однако, что интересно, сам Гофман ни малейшего взыскания, даже устного выговора, не получил, для него все обошлось: решение о «клеветническом» характере доклада выносили одни инстанции, а оценивали действия полковника совсем другие: сам Николай и жандармское руководство. А уж они-то, судя по всему, прекрасно знали истинное положение дел. Шеф корпуса жандармов Бенкендорф писал императору: «Казарский после обеда у Михайловой, выпивши чашку кофе, почувствовал в себе действие яда и обратился к штаб-лекарю Петрушевскому, который объяснил, что Казарский беспрестанно плевал и оттого образовались на полу черные пятна, которые три раза были смываемы, но остались черными (это позволяет заподозрить действие мышьяка. – А. Б. ). Когда Казарский умер, то тело его было черно, как уголь, голова и грудь необыкновенным образом раздулись, лицо обвалилось, волосы на голове облезли, глаза лопнули, и ноги по ступни отвалились в гробу».
Не нужно быть медиком, чтобы сделать заключение: подобное состояние трупа совершенно не похоже на смерть в результате воспаления легких или «нервной горячки».
Вскоре после смерти Казарского николаевский купец первой гильдии Николаев, человек в городе богатый и влиятельный, старожил, отлично знавший местные дела, написал императору письмо, в котором утверждал, что смерть Казарского – убийство в результате заговора. Результат? Особым указом Сената письмо было названо «неуместным доносом», и купцу предписывалось «удерживаться впредь от подобных действий». А там внезапно умер и сам купец, как утверждали врачи, «от апоплексического удара».
Слухи о заговоре и отравлении кружили в Николаеве достаточно широко. И супруги Фаренниковы, с которыми Казарский там познакомился, словно форменные частные детективы, провели собственное расследование. Именно они были у постели Казарского перед его смертью. Именно им Казарский прошептал: «Мерзавцы меня отравили!»
(Есть показания денщика Казарского Борисова – что за несколько часов до смерти Казарский ему сказал: «Бог меня спасал в больших опасностях, а теперь убили вот где, неизвестно за что».)
За несколько дней Фаренниковы обнаружили немало интересного – в частности, получили все основания считать, что Казарский был кем-то предупрежден и о заговоре, и о том, что в ход будет пущен яд. Они установили, что в Николаеве Казарский, не найдя номера в гостинице, снял комнату у некоей немки, у нее и столовался – но всякий раз просил ее первой попробовать поданное кушанье. Совсем интересно… Фаренникова пишет: «Делая по приезде визиты кому следует, Казарский нигде ничего не ел и не пил, но в одном генеральском доме дочь хозяина поднесла ему чашку кофе (об этом же случае, используя какие-то свои источники, писал в докладе и Гофман. – А. Б.). Посчитав, видимо, неудобным отказать молодой девушке (а на этом, видимо, и строился весь расчет), Казарский выпил кофе. Спустя несколько минут он почувствовал себя очень плохо. Сразу же поняв, в чем дело, он поспешил домой и вызвал врача, у которого попросил противоядия. Мучимый страшными болями, кричал: „Доктор, спасайте, я отравлен!“ Однако врач, тоже, скорее всего, вовлеченный в заговор, никакого противоядия не дал, а посадил в горячую ванну. Из ванны его вынули уже полумертвым. Остальное известно…»
«Остальное», то есть состояние трупа, супруги уже видели своими глазами: «Голова, лицо распухли до невозможности, почернели, как уголь; руки распухли, почернели аксельбанты, эполеты, все почернело… когда стали класть в гроб, волосы упали на подушку».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: