Александр Бушков - Оборотни в эполетах [Тысяча лет Российской коррупции] [litres]

Очень лакомым «охотничьим угодьем» для всевозможного жулья были большие ярмарки вроде Нижегородской. Туда, как мухи на мед, слетались шулера, проститутки (как «честные», если можно так выразиться, труженицы постельного фронта, так и «хипесницы»), марвихеры, просто воры – в общем, самая разнообразная криминальная публика. Каждый без труда находил занятие по своей специальности – русские (и не только русские) купцы, сделав дела, любили погулеванить с размахом. Так что порой попадали на крючок к представителям сразу нескольких криминальных специальностей.

Отличная иллюстрация – еще один эпизод из романа «Угрюм-река». Уже знакомый читателю Прохор Громов по торговым делам отправился как раз на Нижегородскую ярмарку. И неосмотрительно принял приглашение в гости, сделанное очаровательной светской дамой, без ложной скромности отрекомендовавшейся графиней. В гостях и в самом деле собралось самое что ни на есть благородное общество: отставные офицеры, чиновники в немалых чинах, коммерсанты (по крайней мере, все они называли себя именно так). Началось веселое застолье, как-то незаметно перешедшее в карточную игру по крупной. Громов очень быстро просадил несколько тысяч рублей – это он еще помнил, а больше не помнил ничего…

Очухался он, правда, не где-нибудь на окраине, под забором в лопухах, а тут же, в будуаре «графини». Но легче от этого не стало: из бумажника испарились все лежавшие там деньги, с пальца исчез брильянтовый перстень, мало того, из чековой книжки оказался вырезан чек (когда Прохор его подписал и на какую сумму, наш герой абсолютно не помнил). Сама графиня оказалась здесь же, без малейших следов раскаяния на очаровательной мордашке. Едва обокраденный сибиряк попытался «качать права», дамочка перешла в серьезную контратаку: форменным образом обрушилась на Громова, обвиняя «дикого сибиряка» в том, что он вчера испортил весь вечер благородному обществу: напившись, шумел, буянил, оскорблял гостей как мог, даже заехал в ухо некоему князю. В общем, лучший вид обороны – наступление. Естественно, «графиня» понятия не имела, куда девались деньги и перстень и что произошло с чеком. А потом вломился громадного роста «купец» с роскошной бородищей, сердечный друг «ее сиятельства», и, тряся у Громова под носом кулачищем, посоветовал убираться подобру-поздорову, пока у буяна и дебошира, которого нельзя допускать в приличное общество, не начались серьезные неприятности. Что тут сделаешь? Пришлось покинуть негостеприимный дом со всей возможной скоростью. Вскоре выяснилось, что по чеку мазурики получили 15 тысяч…

Тут вам и «хипес», и шулера, и воровство – полный набор нехитрых удовольствий в одном флаконе. В жизни сплошь и рядом происходило, как в романе. Хорошо еще, наш герой жив остался, – а бывали случаи, когда попавшие в подобный переплет люди умирали от передозировки «дурмана», тогдашнего клофелина, – а то и получали нож под ребро…

XIX век жившие в то время любили именовать «веком прогресса», и это название вполне справедливо. Куда ни взглянешь, везде прогресс: в науке, технике, инженерном деле. В том числе и в криминальных делах, а как бы вы хотели? Криминальный элемент всегда стремился идти в ногу с веком…

Давным-давно ушли в забытье патриархальные времена XVIII века, когда воришка незатейливо хватал что-нибудь с прилавка уличной лавки и улепетывал со всех ног, потому что в случае поимки били «всем миром». Во второй половине XIX века и начале XX «градушники», то есть магазинные воры, использовали гораздо более прогрессивные методы.

Самый распространенный выглядел так: в хороший дорогой магазин заявлялась целая компания элегантно одетых господ и дам – вот всем им сразу отчего-то приспичило сделать разнообразные покупки. (Магазин обычно был мануфактурный или меховой.) Они требовали показать целую груду товара, так что прилавок был завален, а приказчик сбивался с ног. Компания устраивала веселую кутерьму, суету у прилавка – так что у бедняги приказчика начинало рябить в глазах. И отправлялась восвояси, так ничего и не купив – ну не глянулось… Потом оказывалось, что бесследно пропали где пара бобровых воротников, где боа (длинная полоса меха, которую тогдашние модницы обматывали вокруг шеи. Боа, кстати, можно увидеть в последней серии «Семнадцати мгновений весны», где его, уже не на шее, а просто взявши в руку, таскает случайная пьяная собеседница Штирлица), где куски бархата или шелка, кружева, страусиные перья (ими модно было украшать женские шляпки).

Методика была не столь уж сложная: у мужчин в сюртуках имелись огромные внутренние карманы, куда под шумок и укрывались ценные вещи. У одного из взятых с поличным (что случалось очень редко) «градушников» обнаружили на подкладке пальто несколько пришитых крючков, на которые он молниеносно и ловко вешал украденное.

Работали порой целыми семьями. «Польский вор» (родом из Варшавы) Яков Францевич выходил на дело с женой и сыном, которому едва пошел одиннадцатый год. Папа с мамой «работали», а юный, но прыткий отпрыск стоял на улице, под распахнутыми по летнему времени окнами магазина, и принимал от родителей нахапанное. Специализировалась эта семейка исключительно по ювелирным магазинам. Когда их в конце концов все же выследили и взяли, дома у них при обыске обнаружился сущий ювелирный магазин.

Вообще, о ювелирных магазинах следует рассказать подробней. «Работать» там было гораздо труднее, чем в меховых или мануфактурных, – кольца и прочие драгоценности располагались на обтянутых бархатом досках, в гнездах, так что любую «недостачу» приказчик замечал сразу – да и бдили приказчики ювелиров гораздо тщательнее, чем их коллеги, скажем, из мануфактурных, – товар был весьма недешевый…

Одним словом, вульгарно стянуть с прилавка что-то, сунуть себе в карман и уйти было практически невозможно. Однако нет таких преград, которые не преодолел бы пытливый ум, в том числе «заточенный» на чистый криминал. В ход просто-напросто пошли более тонкие методы. Появились «фармазоны», а по-русски – «подменяльщики». Подобный субъект, осмотрев драгоценности и честно вернув их приказчику, тщательнейшим образом запечатлевал в памяти какое-нибудь дорогое кольцо с драгоценным камнем. Ювелир-сообщник быстренько изготовлял точную копию – металл был самый неблагородный, вместо драгоценного камня стеклышко соответствующего цвета, но сработано мастерски, не отличишь от настоящего. Фармазон (или его сообщник) заявлялся в тот же магазин и просил показать облюбованное кольцо. Улучив момент, в мгновение ока прибирал его куда-нибудь в рукав, вмиг подменив копеечной подделкой, которую честно возвращал приказчику, с сожалением пожав плечами (денег не хватает, бумажник дома забыл), – и быстренько убирался восвояси. Люди работали серьезные и за качеством фуфла следили: немало было случаев, когда «подменка» оставалась красоваться на прилавке долгими месяцами и обнаруживалась лишь при ежегодной проверке товара – а то и упархивала к честному, ни о чем не подозревавшему покупателю. Естественно, облик «покупателя» давным-давно изгладился из памяти приказчика.