Александр Бушков - Оборотни в эполетах [Тысяча лет Российской коррупции] [litres]

Секрет прост: пока хозяйка договаривалась на лестнице с медником, этажом выше болтался вор-«металлист», высматривая, где бы свинтить дверную ручку или снять табличку с именем хозяина с двери. Подслушав разговор, моментально сообразил, что ему делать, – и с помощью юного сообщника провернул дельце.

Еще парочка примеров узкой специализации. Первый – кража дров. Нам, современным людям, трудно представить, сколь важную роль играли дрова в жизни тогдашних людей. Расходы на дрова были одной из серьезных статей любого семейного бюджета. В Европе, где давным-давно извели под корень некогда обширные леса, топили углем – его там было много, добыча обходилась недорого, а везти было недалеко. Россия тогда еще не освоила будущие крупные месторождения – да и перевозка обходилась бы дорого. Выручали необозримые леса (которые до сих пор изводят со всем прилежанием, но так и не извели пока). Не было ни центрального отопления, ни электричества, ни газа (а там, где газ появился, использовался исключительно для освещения). Любое жилье отапливалось дровами – от бедняцких лачужек до царских дворцов. Еду готовили на дровяных печах. Так что для чиновников, начиная с определенного ранга, полагалась весьма даже нешуточная привилегия – дрова за казенный счет.

Так что на реках в крупных городах стояли многочисленные барки с дровами. Их старательно грабили уже упоминавшиеся речные пираты. Их сухопутные коллеги не отставали. Как-то на суде владелец «дровяного двора» (то есть склада) жаловался, что у него за день пропадало до пяти сажен дров. В кубометрах дрова тогда не мерили – пять саженей были длиной высокой поленницы. Сажень – 2,54 м. Теперь умножайте на пять… Задачу ворам облегчало еще и то, что дрова, в отличие от многих других товаров, особых примет не имеют, и всякое полено, едва покинув законного хозяина, уликой служить уже не могло – а покупателей, вполне добропорядочных, имелась масса.

Второй пример – воровство книг. Этот, так сказать, самый культурный промысел родился еще в Европе, в старинные времена, когда книги были рукописными и стоили очень дорого. Наиболее ценные приковывали к полкам цепями. В воровстве из библиотек были замешаны и ученые книжники, и весьма титулованные особы, и даже один король. За которым, когда он приезжал к кому-нибудь в гости, приходилось потаенно наблюдать при посещении им хозяйской библиотеки – Его Величество книги крал лихо и беззастенчиво. А благодаря его положению как-то неудобно было просить у короля вернуть обнаружившуюся пропажу – оставалось только следить, чтобы избежать новых пропаж…

Во второй половине XIX века книги к полкам уже цепями не приковывали, но вот каталоги в публичных библиотеках были «несокрушимо», по выражению современника, прикреплены к столам – потому что воровали и их. Что уж говорить о самих книгах. Ярые библиофилы «зачитывали» взятые на дом редкие и дорогие книги (чья цена была гораздо выше внесенного читателем денежного залога), в читальных залах украдкой вырезали приглянувшиеся страницы и картинки. От этого страдала даже Императорская библиотека, посещавшаяся самой чистой публикой. Единственное, что могли сделать библиотекари, – украдкой наблюдать за потенциальными ворами или «вырезывателями». Ну что поделать, не только в России много лет держалось стойкое убеждение, что кража книги преступлением не является – речь просто-напросто идет об удовлетворении духовных потребностей…

Однако, кроме завзятых библиофилов, удовлетворявших свои духовные потребности, существовали еще «книжные воры», работавшие исключительно ради выгоды. Воровали в книжных лавках и на складах, в типографиях, в конторах газет и журналов. Краденое сбывалось через разветвленную сеть уличных букинистов, которых в обеих столицах было превеликое множество. И масштабы были серьезные. Профессор Березин (он же и книготорговец), издавший капитальный «Энциклопедический словарь», как-то провел ревизию у себя на складе и обнаружил, что экземпляров «Словаря» бесследно исчезло ни много ни мало на 8 тысяч рублей. Прибыльный был промысел, облегчавшийся тем, что и тут обстояло в точности как с дровами – краденые книги не имели никаких штампов или отметок (конечно, не библиотечные, а те, которые украли со складов), так что отыскать потом похищенное было практически невозможно…

На железнодорожных вокзалах работали свои мазурики, так и именовавшиеся без затей «вокзальщиками». Высматривавшие в первую очередь небедных провинциалов. А далее, как пишется сейчас в газетных объявлениях, возможны варианты: кто-то крал багаж, кто-то тырил бумажники и вытаскивал часы, кто-то вовлекал жертву в какую-нибудь аферу. То же самое творилось и на пароходных пристанях.

Никакой сугубо российской специфики тут нет: жулье в крупных городах по обе стороны океана старательно трясло провинциалов – их и грабануть было легче, и задурить голову. На эту тему есть великолепный юмористический рассказ О’Генри. В Нью-Йорке молодой провинциал хватает за рукава прохожих, демонстрирует им солидную пачку долларов («Бабкину ферму продал, а это моя доля, не подумайте чего плохого!») и выясняет, где тут можно приятно провести время, скажем, сыграть в картишки. Местные жульманы маячат на дальних подступах, но близко не подходят – у залетного настолько уж провинциальный вид, что они всерьез подозревают полицейскую подставу и не хотят связываться. В конце концов провинциала осеняет гениальная в своей простоте идея. Видимо, все дело в том, что он одет не по-городскому, оттого никто и не хочет с ним дружить. Кидается в магазин – и вскоре появляется на улице в шикарном костюме, который на нем сидит, как на корове седло. Вот тут на него моментально пикируют «добрые и отзывчивые» горожане, готовые враз объяснить, где тут можно сыграть в картишки. Очень быстро провинциал вновь стоит на перекрестке и жалобными воплями призывает полицию – доля за бабкину ферму испарилась до последнего цента… В России обстояло примерно так же – уж кого-кого, а заезжих провинциалов жулье обожало нежно и трепетно…

Предшественником трамвая в столицах была конно-железная дорога, «конка» – вагончики, которые везли по рельсам лошадиные упряжки. Очень быстро после ее появления в вагонах заработали карманники. Известен случай, когда у пожилого генерала вытащили бумажник, где лежало 8 тысяч рублей – сорвали банк, можно сказать. Когда генерал обнаружил пропажу, его тут же хватил апоплексический удар…

В пассажирских поездах, особенно в вагонах первого класса (мало что возьмешь с мелкоты, ездившей третьим), прямо-таки прописались марвихеры (среди них хватало элегантных, очаровательных дам, которых и не заподозришь). Здесь тоже порой срывали банк. У возвращавшегося с богомолья купца попятили бумажник, где лежало денег и ценных бумаг на 30 тысяч рублей. По Балтийской железной дороге ехал артельщик (нечто вроде прораба и казначея в одном лице) этой же дороги – и вез в сумке 48 тысяч рублей казенных денег. В один далеко не прекрасный для бедняги момент сумка испарилась в том самом волшебном русском воздухе, в котором бесследно растворяется что угодно ценное. Шум был большой, и поднятая на ноги полиция сработала старательно: воров вскоре нашли и повязали. Вот только денег удалось обнаружить лишь 28 тысяч, остальные так никогда и не обнаружились…