Никита Тихомиров - Хождение в Похъёлу

Весенний лес пробуждался и полнился жизнью день ото дня. Вокруг порхали птицы, сновали в траве мыши и бурундуки, неслышно кралась в кустах лиса. В мутных водах сравнявшейся с береговыми откосами реки плескалась рыба. С треском лопались на деревьях почки, и нежная зелень прозрачным облаком окутывала чащу. В синей выси, глядящей на землю сквозь перекрестие ветвей, протяжно кричали коршуны, взывая к дарящему теплом светилу.

Вот уже несколько дней Вёёниемин продвигался по узкой зверовой тропе вдоль мутного потока, несущего вырванные с корнем деревья и прочий лесной сор по бескрайнему лесу. Тропа следовала извивам и петлям реки, обходила большие и малые старицы, терялась в зарослях ивняка и вновь обнаруживалась под сенью заскорузлых еловых стволов. Иной раз натоптанная вроде бы тропа вдруг утыкалась в сплошной завал из упавших деревьев, и оставалось только гадать, как звери ухитряются здесь проходить. Не раз выходил он на развилки и долго молча стоял, размышляя о том, какого ответвления ему надлежит держаться. Чаще всего оказывалось, что тропки снова сходились воедино. Лишь несколько раз они по-настоящему уводили его от нужного направления. Тогда, скрипнув зубами, приходилось возвращаться, ругая про себя Л’ёкко.

Иногда путь его преграждала широкая болотина, сливавшаяся со вздыбившейся рекой, и тогда, продираясь через кустарник, раздвигая и проламывая гибкие побеги ивняка, он с горечью вспоминал о своём решении сойти с тропы суури, отклонявшейся к востоку, и идти вдоль реки, прокладывая, как он думал, более короткий путь через лес. Суури не живут в чаще, значит, идут в обход дебрей, заслоняющих дорогу к северным равнинам. Так он рассудил, когда перед ним выросла пахнувшая хвоей зелёная стена. Но проходило время и болото оставалось позади. Он снова отыскивал тропу и шёл дальше. Пару раз с правой стороны в лесную глушь тонкими рукавами вдавалась равнина, и тогда охотник успокаивался — значит, суури действительно пошли в обход, держась Таасан. Выходить на равнину он всё же не горел желанием, опасаясь слишком далеко удаляться от воды — это суури несколько дней кряду могут обходиться без воды, а он всего лишь человек.

К ночлегам он по-прежнему подходил серьёзно. Останавливался засветло, вырезал намо, обустраивал кувас, всегда помня, что за ним пойдут братья, а за ними последуют все сородичи. Расстояние между стоянками Вёёниемин старался соблюдать, хотя это и не всегда удавалось. Тогда он полагался на смекалку Атхо и Алмори и на умения ноия — нужно лишь правильно произнести нужные слова, чтобы впустить хёнки в высеченную на дереве или коряге личину.

Лес временами пугал его. Обступавшие со всех сторон дебри таили угрозу. За каждым деревом, под каждой колодиной или кочкой таились неясные шевелящиеся тени. Сами деревья не просто стояли, застыв в неподвижности, но непрестанно покачивали ветвями, поскрипывали, шелестели новорожденной листвой. Движение наполняло всё пространство от корней до самых вершин, заставляя воображение неустанно складывать из этих неясно распознаваемых фрагментов целостное видение, притом пугающее. Ему мерещились лесные духи, злобные юхти, подбирающиеся к нему или затаившиеся в засаде. А когда кто-то, сорвавшись с места, начинал трещать сухими сучьями, перед его глазами возникал образ разгневанного Лесного хозяина. В общем, лес не показался ему безопасным местом. Привычный к просторам Вёёни с её горами, мелкими еловыми рощицами, открывающимися на запад бескрайними равнинами, он не мог отделаться от ощущения подавленности и тесноты, навеваемых неуютной чащей. Это, как ему казалось, был совсем чужой мир, совершенно не созданный для человека. Или, вернее, человек не был создан для него.

Но приходилось подавлять в себе страхи и идти дальше, шаг за шагом забираясь всё глубже в эти проклятые леса. Он знал, что во что бы то ни стало должен пересечь их, узнать, что же находится по другую их сторону. И потому, смиряя себя, он тянул свой путь, всё глубже забираясь в необъятную ширь древостоя и топких болот.

Весь оставшийся день они провели в отведённом им лагере.

Сразу после ухода охотников Сууто человек с лицом, закрытым куском кожи, принёс им два бурдюка воды. Юноши, мучимые жаждой, но помнившие предостережения старика, пили понемногу, боясь за один раз опустошить бурдюки. После того, как каждый немного попил, у них остался почти полный бурдюк прохладной воды, который они бережно унесли в хижину и подвесили к перекладине под кровлей.

Внутри было сыровато, пахло грибами и мхом. Вдоль стен были расставлены берестяные короба, которые тут же были вскрыты. В них оказались кожаные одеяла. Мальчишки немедля расхватали их. Двоим одеял не хватило, и они растерянно переминались на месте, ища и не находя сочувствия. Пойкко с облегчением перевёл дух — никто не оспаривал его права на обладание одеялом, которое успел схватить в числе первых (помогла всё ж таки слава, пущенная о нём Итки и исавори!) После ребята с шумом кое-как поделили спальные места. Каждый желал занять место у задней стенки за очагом. Здесь всё решали сила и настырность. Даже Пойкко досталось место не из почётных — у левой стены хижины. Впрочем, он и этим остался весьма доволен, так как ему не очень хотелось вступать в спор с тремя-четырьмя весьма рослыми подростками, которые тут же закрепили за собой право первенства.

Итки, в отличие от него, попытался что-то возразить одному из верзил и сразу получил по макушке. Напуганный и рассерженный, он отступил. Потоптавшись на месте и оглядевшись, он бросился в атаку на более слабого паренька и, потеснив его, кинул своё одеяло рядом с Пойкко. Так и устроились.

Вскорости, одолеваемые скукой от сидения в тесноте жилища, Пойкко и Итки выбрались наружу. С любопытством оглядываясь по сторонам, они стали дотошно обследовать новое для себя место. Обошли кругом хижины, ощупывая скаты кровли, крытые потемнелыми досками и берестой. Плахи были тщательно подогнаны одна к другой, щели проконопачены — ни прорехи, сквозь которую могла бы натечь дождевая вода. Затем они обошли пустые кувасы, где кроме подстилок из снопов сухой травы ничего не было. Мальчишки заглянули в крохотный островерхий балаганчик, что стоял на вкопанных в землю худеньких столбиках позади большой хижины, и обнаружили только старые выцветшие берестяные маски и какие-то столь же ветхие одеяния. Пройдя вдоль ряда глубоко вросших в землю куванпылов, они остановились у тропы, по которой Сууто привели их сюда из стойбища. На тропе, перегораживая путь, стояла навострённая рыбья ловушка, плетёная из ивовых прутьев — символ запрета. Пойкко и Итки задумчиво переглянулись.

— Что-то ждёт нас теперь? — сдвинув брови, глухим голосом бросил Итки.