Ксения Чепикова - Человек, научивший мир читать [История Великой информационной революции]

Мнения биографов об этом периоде жизни нашего героя разнятся. Наиболее критически настроенным оказался голландский историк Маартен Шнайдер, который в 1939 году прямо называл типографа оппортунистом. Он, конечно, был гением, пишет Шнайдер, но нельзя избавиться от впечатления, что скорее типография, которая значила для него больше, чем что-либо еще в мире, управляла Плантеном, чем Плантен управлял ею. Она стала той бездной, в которую он бросил все, даже собственные убеждения и принципы: был готов на любой шаг, лишь бы в бурные дни политических потрясений оставаться на плаву и сохранить типографию, предпочитая лавировать и приспосабливаться, а не держаться выбранного курса. Его девиз «Трудом и постоянством» относится к типографу, которому цивилизация благодарна за его вклад в культурную историю, но не к человеку. В сноске Шнайдер пишет, что полностью осознает, что нарисованный им образ Плантена отличается от привычного, но нельзя позволять околдовать себя той благочестивой аурой, которую создали другие его биографы [129] Schneider (1939), 30. .

Леон Воэ находит вердикт Шнайдера несправедливым: нельзя забывать, что Плантен жил в очень смутное время в стране, раздираемой войной. С 1566-го, и особенно с 1572 года и до самой его смерти война в Нидерландах, так или иначе, бушевала непрерывно. Удача сопутствовала то одной, то другой стороне, менялись правительства. Меньшинство населения сразу же встало на сторону повстанцев, небольшая часть всегда оставалась верной Филиппу II. Большинство же колебалось, выжидая, и затем следовало – с разной степенью энтузиазма – за теми, кому сопутствовал успех. Плантен просто принадлежал к этому большинству. Он старался выстроить отношения и с королем, и с Генеральными Штатами. Его действия, даже если и казались оппортунистскими или двусмысленными, оставались вполне безобидными. Он не был ни подлым коллаборационистом, ни хитроумным финансовым гением, пытающимся нажиться на страданиях и военной неразберихе. Все, чего он хотел – оставаться платежеспособным в эти трудные времена. Чтобы типография работала. Он был просто человеком со своими заботами, который оказался в эпицентре конфликта и пытался действовать в этих неблагоприятных обстоятельствах как можно разумнее.

Француз по рождению, Плантен переселился в Антверпен в возрасте около 30 лет и никогда не разрывал связей с родиной. Его пребывания в Париже были частыми и продолжительными, там находились его друзья, родственники, бизнес. Есть основания полагать, что он любил Антверпен всей душой и чувствовал себя там, как дома, но, насколько можно судить, это был чисто локальный патриотизм, не выходящий за пределы городских стен. На политические проблемы в Нидерландах он мог смотреть гораздо более спокойно и беспристрастно, чем сами голландцы. У него, в общем, не было никаких причин быть более горячим патриотом этой страны, чем большинство ее коренных жителей, иметь какую-то твердую политическую позицию, а тем более рисковать жизнью и типографией, защищая ее.

Это был его город, но не его страна. По биографиям, написанным Сандрой Лангерайс и Леоном Воэ, видно, что как раз за Антверпен Плантен беспокоился всей душой. Было несколько эпизодов, когда он старался сделать что-то для города и его жителей в это неспокойное время, используя свои связи с испанским двором. Он не покидал Антверпен несмотря ни на что.

Был ли он обязан хранить верность испанскому монарху до последнего? Королевские заказы дали ему возможность стать величайшим печатником, но в том, что Плантен поднялся до этих высот, – не заслуга короля. Отношения между монархом и типографом всегда были предельно прагматичными и деловыми, а для последнего еще и сопряжены со многими трудностями и тревогами. Впрочем, нужно отдать Плантену должное: до 1581 года, когда Нидерланды формально объявили себя независимым государством, а Филиппа II – смещенным, он продолжал указывать на своих изданиях титул «королевский прототипограф». И только после 1581 года на титульных листах появилось звание «типограф Генеральных Штатов».

В XVI веке никаких средств массовой информации еще не существовало – просто по причине массовой неграмотности. Впрочем, уже появился новый тип издания, содержащего оперативную информацию о самых актуальных новостях. Gazetta – этим итальянским словом назывался информационный листок, выпускаемый типографиями в связи с тем или иным событием, по названию мелкой монеты, которую обычно платили за него. К началу XVII века европейская газета получила регулярный характер. Возможно, первая периодическая еженедельная газета стала выходить в 1610 году в Швейцарии.

Согласно Центру Ответственной Политики, Билл Гейтс жертвовал деньги на более чем 50 политических кампаний во время выборов 2004 года, в том числе, по утверждению журнала Forbes, довольно крупную сумму на президентскую кампанию Джорджа Буша-младшего.

Стив Джобс поддерживал Демократическую партию и лоббировал ее от имени супруги на каждых президентских выборах в США.

Он несколько раз принимал чету Клинтонов в своем доме в Пало-Альто, а после ухода из Apple в 1985 году и сам думал о том, чтобы выдвинуть свою кандидатуру на пост губернатора штата Калифорния, однако так и не сделал этого.

Политические взгляды Марка Цукерберга точно неизвестны. Он никогда открыто не выступал за или против того или иного кандидата в президенты США, хотя, например, в январе 2017 года Цукерберг в своем личном аккаунте раскритиковал указ президента Трампа об иммигрантах. В том же месяце он нанял двух бывших менеджеров президентских кампаний Джорджа Буша-младшего и Барака Обамы. В 2018 году в американской прессе ходили слухи о том, что он имеет собственные президентские амбиции.

Кроме газет у типографов были и другие возможности вмешаться в политику: издавая политические памфлеты, злободневные листовки, религиозную полемику, печатая определенных авторов, выражающих те или иные взгляды. Но насколько широко они могли воспользоваться этими возможностями в реальности? И были ли в XVI веке типографы с политической позицией?

По этому поводу точных данных нет. В современном мире любой человек – даже тот, кто информирует людей о новостях и актуальных трендах, – теоретически может беспрепятственно высказывать свои политические или религиозные взгляды. А тогда за это можно было заплатить жизнью. Так что те из типографов, которые политическую позицию имели, старались ее не афишировать. Потом на суде инквизиции всегда можно было сказать, что взялся за печать еретического или антигосударственного текста из-за денег, не особо понимая его содержание, – это могло спасти жизнь.