Уилл Хант - Подземный мир. Нижние этажи цивилизации

«Всё это не исчезает в одночасье», — сказала Холли, улыбаясь в темноте. Мы больше не говорим о тверди, о небесных сферах, как наши предки в древности, однако, по словам философа Анри Лефевра, мы по-прежнему верим, что подземный мир — место силы, «населенное магическими и религиозными существами, добрыми или злыми богами и богинями, связанное с миром надземным и подземным (царством мертвых) и подчиняющееся таким формальностям, как обряды и ритуалы». Каждый год шесть миллионов христиан совершают паломничество в город Лурд на юго-западе Франции, где в составе процессии спускаются в полумрак небольшого грота: однажды юной местной жительнице здесь явилась Дева Мария. Тысячи паломников ежегодно посещают остров Стейшн на озере Лох-Дерг в Ирландии, чтобы обойти место, где Господь открыл святому Патрику пещеру. Почти в каждом европейском храме, прямо под церковными скамьями, где люди преклоняют колени во время мессы, находится сокровенное пространство — скрытое от глаз, но сохранное, — где в древности приобщались к тайнам Земли.

За сотни тысяч лет наша сильная и загадочная связь с подземным миром не ослабла — и не ослабнет никогда. Мы всегда будем ощущать еле заметное свечение, исходящее из подземелий мира: оно может быть зловещим или чарующим, но всегда — неотразимым. Джордж Стейнер писал о тайном «трансцендентном присутствии в ткани мироздания», и лучше всего под эту характеристику подходит подземный мир. Как прежде — наших далеких предков, он всегда будет притягивать нас за счет едва различимого, но такого человеческого желания выйти за рамки обыденной, упорядоченной реальности и прикоснуться к чему-то большему, чем мы сами. Охотники и собиратели эпохи палеолита, пробиравшиеся при свете факелов в глубину пещер на четвереньках, городские исследователи, гуляющие по катакомбам, пешеход в Нью-Йорке, заглядывающий в открытый уличный люк, — всеми в глубине души движет единый порыв.

Мы находились на исследовательской станции, и уже пора было расходиться. Пожелав Холли спокойной ночи, я забрался на двухъярусную кровать и некоторое время лежал без сна. Прислушиваясь к легким, как вздох, порывам ветра, спускающимся с холмов, я размышлял. Я понял, что все почитатели подземелья, в чьей компании я проводил свои исследования, или те, которыми мне оставалось лишь восхищаться через века, были так или иначе искателями трансцендентного присутствия. Мишель Сифр, пытавшийся побороть собственные биологические ритмы в «темной зоне»; REVS, тайно создававший произведения искусства в недрах города; Уильям Литтл, устраивавший ходы у себя под домом, словно пытаясь прорыть путь в параллельное измерение; Джон Клив Симмс, искавший живые существа внутри Земли; Надар, запечатлевавший невидимые уровни Парижа; Стив Данкан, шагающий по руслам древних рек в беззвучной темноте. Все эти люди спускались в подземелье в поисках тайны; они стремились вырваться за пределы повседневной реальности. Засыпая, я видел Гермеса, «общего предка» подземных искателей, который беспрепятственно скользил между потусторонним и посюсторонним миром, имея возможность зреть незримое.

Из Белиза я проследовал длинным маршрутом на север — по разбитой дороге на ночном автобусе, затем на минивэне, подпрыгивающем на ухабах, затем на внедорожнике с пожилым водителем по имени Хорхе — через границу с Мексикой, пока не прибыл на усеянный пещерами полуостров Юкатан, где однажды днем, под дрожащим солнцем, отправился ко входу в Баланканче и встретил там Умберто. Ему было за семьдесят, но мужчина всё еще походил на свою старую фотографию, где он ползком передвигается по пещере: узкоплечий строгий юноша, волосы уложены в идеальный помпадур.

«Мальчишкой я долгими часами сидел именно на этом месте», — рассказывал он, доброжелательно глядя на меня. Позади него был вход в пещеру: когда-то ее скрывал дикий папоротник, а теперь место было прекрасно оборудовано для посетителей, и к железной двери вели мощеные ступени.

Я поведал Умберто о цели моего приезда, о неожиданной привязанности к туннелю в Провиденсе, где я подростком обнаружил «алтарь» из ведер, по которым в темноте барабанила вода. Туннель этот, говорил я, занимает важное место в моем сердце, и я многие годы пытаюсь разгадать его влияние на меня. «Понятно», — сказал Умберто, едва заметно усмехнувшись.

«Я был здесь как дома, — объяснял он. — Случайно пробиться в тот день сквозь стену — было всё равно что обнаружить тайную комнату в собственном доме. Конечно, это многое для меня изменило».

В деревнях майя по всей округе, рассказал мне Умберто, о нем поползли слухи. Юноша спустился в потусторонний мир, говорили жители, нашел там никому не известную пещеру и установил контакт с могущественными духами предков, а потом вернулся на поверхность целый и невредимый. Это было божественное избрание, утверждали они, и теперь он наделен силой видеть то, что незримо для прочих. Жители деревень приглашали Умберто исследовать пещеры в джунглях, в которые никто не отваживался входить. «Одному тебе туда дорога», — говорили они. Он стал своего рода «заклинателем пещер»: перемещался из одной лесной деревни в другую, спускался в подземелье с фонариком, исследовал объект и затем поднимался на поверхность, чтобы доложить местным о своих находках.

Фотография предоставлена Хосе Умберто Гомесом Родриге. См.: «The Treasure of the Toltecs», Argosy magazine, April 1961, p. 28–33

«Я не считал, будто спускаюсь в потусторонний мир, — рассуждал Умберто. — Мне не казалось, что я переживаю духовную трансформацию. В это я не верил. Но в каком-то плане…»

Он помолчал. «Я совершил это открытие еще совсем юным. Тогда у меня не было ни жены, ни возлюбленной. Мне было знакомо всего несколько мест. Я жил в очень маленьком мире», — сказал он, сжимая пальцы в кулак.

«Когда я обнаружил ход в стене, мне многое открылось. — Он разжал пальцы. — Если нашлась эта таинственная пещера, есть и иные неизвестные места, которые ждут своего часа. Казалось, что многое возможно».

Сделав свое открытие, Умберто вернулся к работе гидом и к своим прежним маршрутам, но теперь всё было иначе. Он показывал туристам руины городов в джунглях, сопровождал их на вершины ступенчатых пирамид и проводил в тихие внутренние дворики, — но теперь умолял гостей идти медленно, не торопиться, смотреть внимательно. В этих пространствах было тайное измерение, которое открывается не сразу, целая вселенная из истории, мифов, ощущений. «Я хотел, чтобы люди открывали для себя что-то помимо очевидного», — резюмировал Умберто.

Мы оба замолчали, сидя в тени и слушая хор насекомых, жужжащих вокруг нас. Потом Умберто поднялся и потянул на себя дверь в Баланканче. Появился темный подземный проход, куда он жестом указал мне следовать.