Фрэнсис Дворник - Центральная и Восточная Европа в Средние века [История возникновения славянских государств] [litres]

В то время, когда писал Козьма – он умер в 1125 году, – легенда о святом Венцеславе приобрела большую известность, затмив память его брата и преемника, в чем, впрочем, ничего необычного нет. Если превозносить Венцеслава как одного из величайших христианских мучеников, тогда человек, ответственный за его смерть, должен быть низведен до уровня жестокого варвара. Приняв это современное мнение как данность, Козьма постарался приукрасить его.

Необходимо заметить, что первая биография Венцеслава, старая «Славянская легенда», написанная вскоре после смерти святого, не наводя глянец на участие Болеслава в заговоре против его святого брата, представляет Болеслава I в ином, более приятном свете. Автор «Легенды» приписывает весь груз вины не Болеславу, а зачинщикам заговора, вовлекшим юного и неопытного князя в свои дела. Впоследствии Болеслав горько сожалел о содеянном и отдал дань уважения покойному брату, перенеся его останки в кафедральный собор Праги.

Определенно можно сказать, что правление Болеслава I было во многих отношениях благом для Богемии и многие достижения, приписываемые Козьмой Болеславу II, на самом деле являются делом рук его отца.

Отметим также, что все последователи Славниковичей, которым удалось избежать гибели, бежали в Польшу. Только Радла вроде бы нашел убежище в Венгрии, где, возможно, работал раньше по просьбе Адальберта. Даже Анастасий, аббат Бржевнова, уехал из Праги в Польшу, и, когда Собеслав услышал об ужасной судьбе своей семьи в Либице, он направился в Польшу со всеми своими людьми. Ни император, ни польский князь не пожелали ему помочь, и главе того, что осталось от Славниковичей, пришлось дожидаться подходящей возможности при польском дворе.

Так окончилась первая попытка построить в Центральной Европе государство, объединив все польские и чешские племена под властью польской династии Пястов. Такое государство могло бы общаться с Германией на равных. Эта идея красной нитью проходит через все события в Польше и Богемии в последней четверти X столетия. Борьба за политическую интеграцию всех славян, живших на Висле, Одере, Эльбе, Мораве и Ваге, от Дуная до Балтийского моря, составляет фон яркой драмы жизни святого Адальберта. Историки не сумели понять внутренний смысл этой борьбы, и потому действия Адальберта, и в первую очередь его отказ от епископства в Праге, были расценены неправильно.

Однако чехам было трудно оценить смысл вражды между Славниковичами и Пржемыслидами. Едва ли они могли с сожалением оглядываться на события 995 года, поскольку решение судьбы было в пользу Пржемыслидов, династия которых стала символом средневековой славы чехов. Для них убийство Славниковичей стало последней фазой процесса объединения Богемии, и лишь немногие могли взглянуть на известные факты под другим углом и понять, что то же самое объединение могло быть достигнуто и под властью Славниковичей. Но в тот момент национальная гордость только зарождалась, и слияние разных племен шло по пути подавления или подчинения правящим династиям. Аналогичный процесс шел и в Богемии. Чехи и их правящая династия имели преимущество первого владения, а географическая конфигурация Богемии, вероятно, дала ее первым жителям – кельтским бойи – предчувствие, что они со временем сольются в некую политическую общность. Исчезновение Славниковичей действительно стало последним штрихом, обеспечившим единство Богемии, но победа Славниковичей, которая означала бы конец Пржемыслидов, не стала бы препятствием для единства Богемии. Наоборот, она внесла бы существенный вклад в образование Sclavinia от Дуная и Эльбы вдоль балтийского побережья до границ Руси. Sclavinia заняла бы достойное место рядом с Germania и Gallia, и течение европейской истории было бы направлено в другое русло.

В то время была только одна славянская династия, способная претворить в жизнь подобный план, – Пясты. Политику Мешко вдохновляло желание объединить сначала все польские племена, затем присоединить к ним все остальные племена, родственные полякам, начиная с тех, что заселили Богемию, Моравию и современную Словакию, и кончая славянами, жившими на правом берегу Эльбы. Схема в целом не настолько фантастична, как обычно считают историки, которые не принимают во внимание существование трех славянских государств – Белой Хорватии, Белой Сербии и Моравии. Пржемыслиды попали под влияние той же традиции, ушедшей в прошлое, но не забытой, но у них не было ни сил, ни широты кругозора, чтобы выполнить такую работу. Это могли сделать только Пясты, и Мешко I действительно сумел объединить Польшу и земли прежней Белой Хорватии. Оставалась еще древняя Моравская империя и Белая Сербия, но с помощью Славниковичей такое дело не было бы непосильным для сына Мешко, Болеслава Великого.

Когда его родственников убивали в Либице, Адальберт уже добрался до монастыря в Риме, где его тепло встретили и сразу сделали приором аббатства. В этом качестве он имел возможность поддерживать связь с внешним миром, потому что аббатство, если верить биографам, стало реформаторским центром, где встречалась духовная элита Рима. Благодаря Адальберту реформаторские идеи греческого монаха

Нила нашли путь в Рим и распространились по Богемии, Венгрии и Польше. Весной 996 года император Оттон III нанес визит в Рим. Если Адальберт до тех пор и не знал о катастрофе, постигшей его семью, то теперь узнал наверняка. Его единственным утешением стала надежда, что теперь его оставят в покое и он сможет посвятить себя аскетизму и размышлениям.

Канапариус утверждает, что во время визита в Рим император Оттон III провел много времени с Адальбертом. Ему нравилось беседовать с епископом, и он уделял самое пристальное внимание его мудрым советам. Но дружба между германским императором и пражским епископом, вероятно, была старой. Козьма пишет, что Адальберт посещал Оттона II в Экс-ла-Шапель и император так высоко ценил епископа, что попросил его провести пасхальное богослужение в присутствии двора и большого числа других епископов. В этом случае Адальберту позволили возложить корону на голову императора – этой привилегии ранее удостаивались только архиепископы. Потом император попросил Адальберта исповедовать его и подарил ему облачения для литургии, которые были на нем во время пасхального богослужения. Эти одеяния бережно хранились в Пражском соборе в дни Козьмы.

Здесь добрый каноник совершает ошибку: Адальберт не мог встречаться с Оттоном II на Пасху в Экс-ла-Шапель, потому что император был в Италии в 982 году и в следующем году умер. Адальберт виделся с императором в Вероне, когда принимал от него инвеституру. С другой стороны, мы не можем просто так сбрасывать со счетов утверждение Козьмы, потому что некоторые приведенные им подробности представляются вполне правдоподобными. Не исключено, что в Экс-ла-Шапель Адальберт встречался с Оттоном III, но было это или в 992 году, или в 995 году – только в эти годы Оттон III проводил Пасху в этом городе. Весной 995 года Адальберт находился на пути из Праги в Рим, но Козьма утверждает, что он вернулся в Прагу после встречи с императором. Год 992-й подходит для визита Адальберта, потому что он был на пути из Рима в Прагу после второго примирения его семьи с Болеславом II. В марте того же года в Экс-ла-Шапель собрался синод, на котором германские и французские епископы под началом папского легата приняли важные решения против французского короля Гуго Капета и его епископов, которые без согласия папы сместили архиепископа Реймса Арнульфа на синоде, прошедшем годом раньше в Сен-Базиле. Этот синод был частью борьбы за обладание Реймсом между Арнульфом и знаменитым Гербертом Орильякским, будущим папой Сильвестром II. Представляется вероятным, что Адальберт, который, будучи в Риме, должен был знать о синоде в Экс-ла-Шапель, посетил его и там встретился с юным императором. Вероятно, император пожелал воздать почести молодому епископу, чтобы упрочить собственное положение в Богемии. В том же 992 году чешский епископ и германский император стали друзьями.