Фрэнсис Дворник - Центральная и Восточная Европа в Средние века [История возникновения славянских государств] [litres]

У нас нет информации относительно событий в регионе, расположенном к северу от среднего течения Дуная, и даже сам факт того, что этот регион был частью государства Пржемыслидов, многими отрицался. Мадьярские историки отвергают такие свидетельства, как Пражская грамота и папский документ Dagome Iudex, и основывают свои убеждения только на первой венгерской хронике, названной Anonymus, согласно которой оккупация этой страны приписывается Арпаду, покорителю Моравии и Паннонии. Но свидетельство Anonymus едва ли можно считать убедительным. Мы знаем, что эта хроника – компиляция XIII века и ее недостоверность в отношении раннего периода венгерской истории никого не может обмануть. Это смешение фактов, легенд, повторений и противоречий. Но, информируя об оккупации современной Словакии, автор случайно подтверждает факт, что страна действительно принадлежала князю Богемии. Он утверждает, что вся территория между Вагом и Троном, от Дуная до реки Моравы, была оккупирована после смерти Аттилы (sic!) князем Богемии, который, в свою очередь, поручил провинцию князю Зубуру. Мадьярская традиция знала о чешском господстве в Словакии еще до ее занятия мадьярами. Это случилось в начале XI века, как мы увидим чуть позже, однако верный себе Anonymus приписывает оккупацию Арпаду. Между прочим, вовсе не Арпад, а святой Стефан установил мадьярское правление на территориях между средним течением Дуная и Татрами.

Эту традицию подтверждает арабский географ Идриси, который называет территорию Словакии и Моравии Богемией, со столицей в Эстергоме. Он работал в XII веке, но использовал более старые материалы – X–XI веков.

Если чешское правление доходило до Эстергома, тогда этот регион тоже относился к диоцезу Адальберта. Это в какой-то мере объясняет, почему около 1010 года Стефан основал венгерский диоцез в Эстергоме, почему включил в него всю Словакию и почему он стал резиденцией венгерского архиепископа, хотя древняя королевская резиденция находилась в Вышеграде. Причина проста: это был древний христианский центр, откуда миссионеры Адальберта проникали на территорию Венгрии. Кроме того, Адальберт основал в Эстергоме прекрасный просветительский центр, где он мог в тишине и покое обдумывать свои планы.

Не забывая, что мы начали строить последовательность доводов начиная с очень слабых предпосылок, тем не менее мы можем сделать вывод, что информация, которой мы обладаем, относительно работы Адальберта в Венгрии, корректна и упорядоченна, и даже утверждение о крещении пражским епископом первого венгерского короля выглядит не таким уж экстравагантным. Если будущий король и не был действительно крещен Адальбертом, то определенно был подготовлен им к этому важному событию.

Следует знать, что Адальберт, вероятнее всего, имел отношение к баварскому герцогу, а молодой Стефан обратился к баварскому двору, когда ему понадобилась невеста. Это может быть не простым совпадением. Как бы дружелюбно ни был Гёза настроен к германцам, особенно к баварцам, он хотел, чтобы христианство проникло в его страну по безопасному каналу, и не намеревался помогать опасному соседу в продвижении его политических интересов под предлогом культурного обмена. Это был канал, связывающий Венгрию с чешским христианством. Дружественные отношения Славниковичей с герцогами Баварии, ближайшими соседями Венгрии с запада, и сердечная привязанность, впоследствии связавшая Адальберта с Оттоном, устранили опасения, которые чешское культурное проникновение в Венгрию могло вызвать в Германии.

Начало христианства в Венгрии было, конечно, медленным. Бруно вполне обоснованно признавал, что во времена Адальберта мадьяры отказались только от некоторой части своих ошибок и он смог простереть над ними лишь «тень христианского символа». Сам Гёза хвастался, что достаточно богат и может позволить себе принести жертвы всем богам, и христианским, и языческим. Об этом с негодованием писал Титмар. Но представляется, что настоящей движущей силой христианства Гёзы была его супруга. Бруно утверждает, что именно она ответственна за введение христианства в Венгрии.

Вероятно, она была исключительно энергичной дамой, настоящей mulier fortis, хотя и не того типа, что изображаются в Священном Писании. Бруно не пытается скрыть тот факт, что она имела большую власть над супругом, который, хотя и делал независимый вид, часто шел у нее на поводу в вопросах управления страной и в других делах тоже действовал по ее указке. Титмар отдает дань ее красоте. Интересно, что он упоминает только ее славянское имя – Белегнегини – Белая княгиня. Ходили слухи, что она много пила и скакала на коне, как опытный кавалерист. Однажды она собственными руками убила спровоцировавшего ее мужчину. Титмар не проявляет излишней щепетильности, говоря о ее подвигах, но, будучи человеком благочестивым, не может не отметить, что «лучше бы ее порочная рука касалась веретена, а сумасбродный дух укрощался бы терпением». Впрочем, как можно было осуждать княгиню, сделавшую так много для введения христианства в Венгрии и оказавшую после убийства родственников Адальберта гостеприимство чешским беженцам, помогавшим епископу в Венгрии?

Как бы то ни было, пражский епископ и его ученики, вместе с Пилигримом из Пассау и германскими миссионерами, направили мадьяр к западной цивилизации. Средневековые мадьяры глубоко чтили его память, а в XIV веке мадьярские студенты Парижского университета дополнили календарь «германской нации», к которой они принадлежали вместе с чехами и поляками, добавив 24 апреля – день памяти святого Адальберта, Apostoli Hungarorum.

Окончательная христианизация мадьяр – заслуга Стефана I (1000–1038). Когда Стефан начал свое правление, германское влияние в Венгрии, по-видимому, было довольно сильным, о чем свидетельствует его брак с дочерью баварского герцога. Но все же оно было недостаточно мощным, чтобы заставить Стефана тяготеть к Германской империи в политике. Более умный и проницательный, чем его отец, Стефан, к примеру, не выказывал никакого желания пойти навстречу желаниям немцам, выраженным Пилигримом из Пассау, и подчинить свою новую христианскую церковь немецкой. Он предпочел в церковных вопросах иметь дело с Римом, а не с Германией. О венгерской церкви нам известно меньше, чем о польской. Однако в письме Григория VII венгерскому королю Соломону содержится утверждение: «Королевство Венгрия принадлежит римской церкви, потому что было предложено и благочестиво передано святому Петру много лет назад королем Стефаном».

Если проанализировать это заявление в свете европейских событий X века, а не политических амбиций папы Григория или под влиянием современного предвзятого мнения, то его подлинный характер будет оценен правильно. В буквальном смысле в нем сказано, что Стефан I предложил свое королевство святому Петру, и, хотя это решение может заставить современных историков скептически покачать головой, оно определенно не произвело отрицательного впечатления на современную Европу. В этом акте Стефана можно увидеть аналогию с Donatio Мешко I Польского. В дни Стефана Donatio Мешко не был таким же неизвестным документом для современников, каким он являлся для новой Европы до публикации Dagome Iudex. Легко представить, что новость о Donatio распространилась среди соседей Германии и Польши и как активно ее обсуждали при европейских дворах. Вероятно, все чувствовали появление чего-то нового и необычного, и было интересно наблюдать, как новообращенные народы, жившие на границах с Германией, пытаются выскользнуть из цепкой хватки Германской церкви и Римской империи. В этом случае Венгрию, скорее всего, вдохновил польский прецедент. Мы покажем, что контакт между христианской Польшей и христианской Венгрией был регулярным, главным образом благодаря чехам, которые в то время были ключевым связующим звеном между странами Восточной и Центральной Европы.