Невилл Форбс - История Балкан [Болгария, Сербия, Греция, Румыния, Турция от становления государства до Первой мировой войны] [litres]

Те, кто придерживался взглядов, противоположных мнению о правоте дела союзных держав и их окончательной победе, призывали к немедленному вступлению в войну и с этой целью сыграли на двух чувствах, воодушевлявших общественное мнение: заинтересованности в судьбе Трансильвании и симпатиях к Франции. Они утверждали, что, памятуя о невозможности проведения чисто национальной политики, надо отдать себе отчет в существенном различии между Трансильванией и Бессарабией, выраженном в площади этих областей, количестве и качестве населения, так что колебания в этом вопросе неприемлемы. Обретение Трансильвании возможно в случае успеха держав Антанты; в то время как если Россия и потерпит поражение, то вскоре восстановится и вновь отвоюет Бессарабию силой оружия или же очередной конгресс просто подарит ее России, чтобы успокоить ее «чувство уязвленного достоинства». Румыния, став больше по площади и населению, будет иметь лучшие шансы для успешного противостояния любому возможному давлению с севера, и в случае угрозы ее независимости к ней будет привлечено внимание Европы. Румыния не могла забыть, чем она была обязана Франции [133]; и если обстоятельства сложились так, что вопрос о Трансильвании стал вопросом, «о котором помнят всегда, но о котором никогда не говорят», значит, долг был большой. Теперь, когда появилась удачная возможность, стала более настоятельной необходимость помочь своим братьям по другую сторону гор. Как торжественно заявил Таке Ионеску, поборник прогрессивных идей в румынской политике, что одновременно это было долгом – бороться за права и цивилизацию. Он и Филипеску, известный представитель консервативной партии, который не переносил саму мысль о том, что над румынами главенствуют недалекие венгры, являлись вождями движения за активное вмешательство в решение вопроса о Трансильвании. Именно в результате деятельности Филипеску под давлением своей партии Маргиломан был вынужден уйти с поста ее председателя из-за своих австрофильских симпатий, что было событием небывалым в румынской политике.

Таковы были две основные точки зрения, между выразителями которых случился конфликт в Королевском совете – временном комитете в составе министров и вождей оппозиции, созванном королем в начале августа 1914 г., когда решался вопрос о нейтралитете Румынии. Значительная роль монарха в румынской политической системе проявила себя еще более явственно в настоящем вопросе благодаря тому факту, что премьер Брэтиану являлся человеком практичным, а либеральный кабинет, который он возглавлял, – одним из самых бесцветных в истории страны. Настолько слабым, что не в состоянии был понять свою слабость; и существовала настоятельная необходимость передать штурвал для управления в руки национального министра. Брэтиану считал, что Румыния была слишком уязвима и в прошлом часто приносилась в жертву другим странам, чтобы теперь решиться на такую авантюру без широких гарантий. Для нее всегда найдется время вступить в игру. Эту политику оппортунизма он смог оправдать очень убедительным аргументом. Все военные поставки для румынской армии полностью шли из арсеналов Германии и Австро-Венгрии. Особенно значительна была роль Круппа. По вполне понятным причинам Румыния больше не могла полагаться на этот источник вооружений. Германия уже начала задерживать выполнение военных контрактов, в том числе и на поставку санитарных материалов, которые были заключены еще до войны. Было еще одно соображение, обязанное характеру румынской внешней политики в прошлом, – не уделялось должного внимания ни обороне Карпат, ни службам обеспечения при ведении боевых действий в горных условиях. С другой стороны, протяженная линия укреплений, идущая от Галаца до Фокшан и далее вдоль Дуная в его низовьях, образовывала мощный бастион, защищавший от удара с севера. Географическое положение Румынии таково, что в случае успешного наступления с территории Венгрии враг достаточно скоро мог выйти к столице и рассечь страну надвое и в итоге полностью парализовать ее управление. Такие аргументы приобрели особенно важное значение в свете провала переговоров с Болгарией, и многими они были выслушаны с благосклонным вниманием в стране, которая управлялась в интересах класса землевладельцев, находившихся в исключительной зависимости от банковского капитала Германии и Австрии.

Тем временем, пока Румыния ждала [134], полки, сформированные почти полностью из трансильванцев, постоянно и намеренно посылались на передовую, где и гибли [135]. Но не в этом проявлялось понятие о долге у простодушного румынского крестьянина; и во многих других подобных случаях данного конфликта о нации в целом не следует судить по политике нескольких человек, у которых в руках бразды правления.

Притязания Румынии на владение Трансильванией не нужно считать вопросом историческим. Они объяснялись количественным преобладанием румын в Трансильвании, поэтому можно говорить о «национальном принципе». Немаловажна и моральная сторона вопроса; хорошо известно, сколь уничижительно венгры относились здесь к румынам. Однако из-за своей пассивности румынское правительство пожертвовало первым фактором «национального принципа», чтобы приобрести объект, который по своей сути подчинен этому фактору, то есть пожертвовало «народом», чтобы обрести «страну». Таким образом, румынское правительство встало на путь территориальных приобретений; но Румыния была слишком слаба, чтобы проводить подобную политику, для этого ей требовалось покровительство одной или нескольких великих держав. Выбранный курс оказался явно неудачным, поскольку он лишил страну свободы действий во внешней политике. Независимые действия сделали ее арбитром не только среди малых балканских государств, но и между ними и ее (и их) прошлым сюзереном Турцией.

Таков, в общем, неизбежный удел балканских политических событий. Переход от турецкого господства к формальному турецкому сюзеренитету, а затем, под влиянием какой-либо одной или нескольких держав, – к независимости, это постепенное освобождение стран Юго-Восточной Европы нашло свое наивысшее выражение в создании Балканского союза. Война против Турции была, по сути, восстанием против политического опекунства великих держав.

Но это освобождение было краткосрочным. Из-за своей алчности балканские государства вступили на путь навязывания своей внешней дипломатии и даже, как мы сейчас наблюдаем, с помощью военной силы. Первая Балканская война была апогеем политической эмансипации Балканского полуострова. Вторая Балканская война была первым актом в трагической катастрофе (Первой мировой войне). Временной промежуток между августом 1913 г. (Бухарестский мирный договор) и августом 1914 г. был всего лишь перемирием, во время которого Болгария и Турция смогли получить передышку, а германская и австро-венгерская дипломатии найти необходимый предлог для войны.